Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства (СИ)

Знакомство депортированных, происходило неторопливо, как-то само собой. Скоро все в вагоне знали друг друга, знали, кто из какого села. Основное большинство было из Тырновского района, две семьи были из Сорокского, одна из Атакского и одна из Единецкого районов. Баба София и дед Юсько оказались самыми старшими по возрасту. Несколько семей было с детьми. Грудных детей в вагоне не было. Об исчезнувшем еще под Окницей подростке никто не вспоминал.

Начало пути в этот, грохочущий на стыках рельс, вагон у многих было схожим. Богатых среди депортированных не было, так как за период войны и последующей голодовки никто не успел разбогатеть. Даже зажиточными можно было назвать лишь единицы с большой натяжкой. Большинство, сидя в вагонах на своих нищенских узлах, еще не понимали, что случилось, почему их погрузили и куда их везут.

Но классовая борьба, в соответствии с директивами, в стране тогда только обострялась. Сверху спускались планы на депортацию вредителей государства. Снизу, показывая свое усердие, старались выполнить и перевыполнить задание.

Но некоторые уже были уверены в истинной причине ареста и депортации. Мужик, еще в тридцать втором покупавший с отцом кобылу у деда Юська, рассказывал:

- Все из-за дома моих родителей. Дом завещали мне, так как старшей сестре после замужества мы все помогли построить хороший дом. А тут подросла племянница и вышла замуж за сына секретаря сельсовета.

Муж моей сестры быстро нашел общий язык со сватом. Пили они втроем с председателем у сестры дома, всегда до глубокой ночи. По утрам все трое ходили опухшими. Я ни о чем не подозревал. Только сейчас, в вагоне вспомнил, как кумнат (муж сестры), придя к нам сильном подпитии по-хозяйски оглядывал комнаты.

Уже перед уходом сказал, что обе печки надо переделать. А через две недели ночью нас подняли, спешно погрузили. Когда мы одевались, следили, чтобы мы из хаты ничего не взяли. Мне тогда невдомек было, только сейчас дошло.

Люди в вагоне постепенно разговорились. Общая на всех беда, свалившаяся внезапно, сблизила людей. Говорили больше на длительных остановках, так как в пути грохот колес заглушал все звуки. Конвойных в вагонах не было. Тяжелые двери неплотно задвигали, накинув снаружи скобу. Оставалась щель шириной не более пятнадцати сантиметров. По два охранника в первом и последнем вагоне, стоя на площадках, наблюдали за составом.

Пожилой, еще крепкий, невысокого роста Панфил Тарнавский из Брайково, сидя на самодельном сундучке, держал руку усохшей и побледневшей за несколько дней жены, а другой гладил волосы восемнадцатилетней дочери, сидящей на небольшом узелке.

- В село на бричке приехали комсомольские активисты. Один из района, двое из соседнего села. Собрали молодежь, долго говорили, убеждали поступать в комсомол, организовать в селе ячейку. Записали всех. Один из них особенно долго говорил с дочкой, взял за руки. Кароля вырвалась и убежала. Потом он приехал на велосипеде, все уговаривал покатать. Пытался посадить на раму насильно. Кароля ударила его локтем в живот и убежала.

А через три дня ночью нагрянули с обыском трое из НКВД на машине. В сарае нашли, заваленный хламом, немецкий радиоприемник. У меня вообще никогда не было радио. Чтобы купить радио нужно быть богатым. А у нас хатенка да коза. А все мое богатство - вот . - закончил Панфил, кивая на Каролю.

- С вами хоть дочка едет. А моя неизвестно куда делась. - Заговорил отец троих едущих с ним детей из Русян. Мы из зажиточных. Пара коней, две телеги, плуг, было шесть десятин земли. Повадился к нам инструктор из района. Все старшую дочку обхаживал. Сначала уговаривал, а потом стал угрожать:

- Ваша семья в списках на депортацию. Только я могу вас спасти. Выходи за меня замуж, я все устрою.

- Дочка колебалась. Мы были против. Видели, не любит она его, боится. В одну ночь нагрянули, приказали собираться. Пока грузили, детей перепуганных успокаивали, не заметили, что дочь исчезла. Только по пути на станцию обнаружилось, что ее нет. А спросить некого.

Мир тесен. Совмещая учебу в институте с работой на кафедре лаборантом, по вечерам помогал соискателям в постановке экспериментов. Зная, что мой руководитель из Русян, я рассказал ему истории, в свое время поведанные мне бабой Софией. Каково же было мое состояние, когда доцент кафедры, впоследствии мой нанаш (крестный на свадьбе) Василий Иванович Нигуляну громогласно на всю ассистентскую заявил:

- Это моя двоюродная сестра. Она того деятеля никогда не любила. А родителей активист выслал потому, что они были против их свадьбы. После высылки он держал сестру две недели запертой, а потом повел в сельсовет и заставил ее расписаться в книге регистрации. А фамилия этого негодяя - Бурдюжный (фамилия изменена, потомки не виноваты). Сейчас он большой человек. У него шикарный дом в самом центре Окницы. Председатель большого колхоза, член райкома партии. Поэтому я и не вступаю в партию. Не хочу быть рядом с ним и такими же!