Вдовья трава (СИ)

Заканчивался день, укатывался солнечным шаром за гору, что возвышалась за деревней, опускались на домишки сумерки. Напарившись в бане и посидев на передышке у ворот, Айнур с абикой шли пить чай перед тем, как укладываться в кровать. Чай абика любила с молоком и непременно горячий, такой, чтобы пить обжигаясь, прихлёбывая из расписного блюдца, и закусывая кусочком сахара, который абика колола сама щипчиками. Айнур тоже пил чай из блюдца, причём пил он так только у абики, и потому этот ритуал был особенно дорог ему. В открытое окно, занавешенное сеткой от мошкары, бились ночные мотыльки, летящие на свет, а на душе было так тихо и хорошо. Чувство радости и удовлетворения от проделанной работы, чистота тела после бани, абийкины рассказы на скамейке в сумерках – всё сливалось в одну большую добрую сказку, и Айнур молчал, не желая нарушать этой идиллии. Иногда абика начинала петь грустные и протяжные татарские песни, и тогда она прикрывала глаза, а по морщинистым щекам её стекали слёзы. Айнур подсаживался к бабушке, обнимал её крепко, прижимался к ней, и гладил её натруженные ладони. И тогда абика улыбалась сквозь слёзы, и говорила своё: «И-и-и, балакаем», и они молча сидели так, говоря друг с другом без слов. А в избе тикали ходики и чуть поскрипывали половицы, словно кто-то невидимый ступал по ним осторожно, не желая напугать хозяев, но присутствуя незримо рядом, чтобы оберегать их. Темно было за окнами, светились белоснежные занавески, пестрили на полу нарядные полосатые половички, благоухала герань на подоконниках, чинно и важно высились на кроватях с пышными перинами горки подушек с гусиным пухом, покрытые кружевными накидками, дремала в углу большая белёная печь с цветастой шторочкой наверху и прислонённым к её боку ухватом, жёлтым ровным светом светила лампа над столом. Где ты теперь, свет той лампы, что лечил душу и согревал сердце? Ничто, казалось, не страшно было Айнуру в круге того света, ничто злое не могло проникнуть в него, и качал тот свет мягко, и баюкал, навевая сладкие-сладкие сны…

***

Айнур открыл глаза и обвёл взглядом комнату. Ничего не изменилось здесь за эти годы. Абики не стало несколько лет назад, но дом её продавать не стали, приезжали сюда, как на дачу, берегли его, как память, и всё здесь было по-прежнему, и думалось, что вот сейчас отворится дверь, войдёт с улицы абика, неся ведро парного молока после вечерней дойки, и скажет своё: «И-и-и, балакаем», и снова Айнур будет пить с удовольствием молоко из эмалированной голубой кружки и заедать вкусной шаньгой, а абика будет сидеть за столом напротив, подперев рукой щёчку и смотреть на него с любовью в голубых, как небушко, глазах, обрамлённых словно солнышко, лучиками-морщинками.

Работы у них с абикой всегда было много: огород прополоть, чисто вымести двор метлой с жёсткими прутьями, убрать навоз в хлеву, принести воды с колонки на углу улицы, задать корм многочисленной живности, проводить корову Апайку в стадо, а вечером встретить её, вывести на лужок за домом двух козочек, да не забыть привязать их к колышку на длинную верёвку, иначе, не ровен час, сбегут, и пойдут щипать траву по чужим огородам да палисадам, ищи их потом по авылу-деревне. Абика мыла полы в доме, а Айнуру всегда доставались сени и крыльцо, и он старался, драил ступени до блеска холодной водицей, так, что зашедшая к абике поболтать соседка, Сария-апа, всплескивала руками, глядя на его работу, и говорила:

– Э-э-эй, в ваше крыльцо, как в зеркало можно глядеться!

И Айнур гордился своей помощью абике.

Потом надо было сбегать в магазин на главной улице, купить карамелек, чаю, крупы, муки, как наказала абика. Затем помочь развесить выстиранное бельё, собрать яблоки-паданцы и сливы, пообедать самыми вкусными на свете щами из печи и запить чаем с очпочмаками, да бежать с друзьями на улицу – мяч погонять. Золотое время, детство золотое, как быстро ты уходишь…

В этом году Айнур собирался жениться, ему исполнилось двадцать пять лет, и на майские праздники он привёз свою невесту в старый бабушкин дом, чтобы показать ей кусочек своего детства, то место, где он был счастлив, и которое хранил в своём сердце. Девушка его, Наиля, уже сладко спала, а Айнур сидел за столом и улыбался, глядя на абикин портрет на стене.

– Ну, как тебе моя невеста, абика? – шёпотом спросил он, – Понравилась ли?

Большой белый мотылёк забился вдруг в стекло, Айнур вздрогнул, повернул голову к окну, и в тот же миг тихо скрипнули половицы, совсем как тогда, много лет назад, и тёплая шершавая рука легла на его плечо, накрыв волной радости.

– И-и-и, балакаем, нинди матур кыз, донья белэн яшэгез, – то ли прошелестело в его голове, то ли и вправду раздалось в тишине ночной комнаты.

И горячие слёзы побежали по щекам Айнура, он улыбнулся, и ответил так же, шёпотом, в тишину ночи:

– Рэхмэт, эбием, мин сине бик яратам…

Золото

Глава 1

Солнечные лучи упали на головку ребёнка, и та засветилась и засверкала всеми оттенками золота.