«Вдовствующее царство»

Существовала также практика сдачи на оброк монастырям и частным лицам государственных («черных») земель и угодий. Сохранилась расписка казенного дьяка Юрия Сидорова, датированная 1546/47 г., о приеме у игумена Спасо-Прилуцкого Вологодского монастыря Калистрата оброчных денег с мельничного места на р. Вологде и еза на р. Сухоне; деньги в Казну были доставлены монастырским слугой Гаврилом Суботиным[1693].

Известно несколько жалованных оброчных грамот, выданных по приказу казначеев[1694] и казенных дьяков[1695]

. Но вообще подобные распоряжения не были исключительной прерогативой руководителей Казны: правом выдачи оброчных грамот обладали администраторы различного ранга, включая писцов[1696], ключников[1697], а также дворецких[1698]

. Примечательно, что адресат выплаты оброка при этом мог оказаться различным. Так, костромские писцы С. В. Собакин и А. И. Писемский в выданной ими льготной оброчной грамоте приказчику троицкого села Федоровского, старцу Иосии, на соляную варницу в Нерехте особо оговорили: «И как отойдет льгота пять лет, и Федоровского села приказщику с тое варницы давати великому князю оброку денгами з году на год по полтине денег на год да по шти пуд соли московских на год и за ошитки. А дати им тот оброк впервые на Москве на великие княини дворец великого князя дьяком на Крещенье Христово лета 7000 пятьдесятого»[1699] (выделено мной. — М. К

.). К моменту окончания указанного льготного срока, т. е. к 25 декабря 1541 г., великой княгини Елены уже несколько лет как не было в живых, но ее Дворец, как мы знаем, продолжал еще какое-то время существовать[1700], и, вполне возможно, туда по-прежнему поступали некоторые доходы.

В жалованной поместной и несудимой грамоте Ивана IV Семену и Григорию Ивановым детям Голостенова от 9 февраля 1546 г., вышедшей, по-видимому, из дворцового ведомства (так как в качестве судьи высшей инстанции наряду с великим князем указан дворецкий), на помещиков возлагалась обязанность по уплате оброка: «А оброк им с тех деревень и починков платить по книгам на мой Дворец»[1701].

Но ведомственная принадлежность администратора, выдавшего оброчную грамоту, не всегда совпадала с местом, куда платился оброк. Так, оброчная грамота Спасо-Прилуцкому монастырю на мельничное место на р. Вологде была выдана 29 декабря 1541 г. рязанским дворецким В. М. Тучковым-Морозовым[1702]

, однако оброк, как это явствует из процитированной выше платежной расписки казенного дьяка Ю. Сидорова 1546/47 г., вносился монастырем в Казну[1703].

Приведенные примеры свидетельствуют, на мой взгляд, о том, что в описываемое время управление финансами страны еще не было полностью централизовано. Решения о предоставлении тому или иному землевладельцу налоговых льгот, выделении ему земель или угодий в оброчное пользование принимались администраторами различного уровня и разной ведомственной принадлежности без какого-либо согласования друг с другом. Доходы также не собирались все в одном месте, а распылялись по нескольким ведомствам.

Одним из важных источников доходов казны были торговые пошлины. К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжении данные не позволяют создать сколько-нибудь полного впечатления о функционировании таможенной системы в описываемый период. От изучаемого времени до нас дошла (в списке 1620-х гг.) только одна уставная таможенная грамота — Устюжне Железопольской, датированная 7051 (1542/43) г.[1704] В ней подробно регламентируются виды и размеры пошлин с различных товаров, привозимых в Устюжну, причем «иногородцы» и «иноземцы», т. е. торговые люди из других городов и уездов Московского государства, должны были платить в несколько раз больше за те же товары, чем жители Устюжского уезда. Помимо этого документа, мы располагаем еще источниками двух видов: во-первых, тарханно-проезжими грамотами, которые выдавались крупным монастырям (см.: Прил. I, № 15, 17, 27, 46, 99, 144, 180, 185, 306, 379, 516), и, во-вторых, указными грамотами таможенникам и другим местным властям о беспошлинном проезде или провозе товаров слугами той или иной обители (Там же. № 133, 400, 460).