Вдовы

Наверное, в голосе мольба прозвучала. Что бы ни было, это остановило Сузи на полпути к телефону, она возвращается к столику, берет бокал и осушает его до дна. До конца. А на полке бара еще лимон, целый, и вот она идет босиком к бару и, — такая уже мне гостеприимная, очаровательная хозяйка, — наливает себе еще бокальчик. Но только себе... Штопор с деревянной ручкой... Фруктовый ножик, тоже с рукояткой орехового дерева. Закатные лучи, пробиваясь сквозь жалюзи, отражаются на другой стене... Крошка Сузи — «Игрушка» — снова подходит к столику, встает рядом в этакой разнузданной позе, неимоверно красивая, босая, дерзкая, хмельная. Сквозь кимоно все угадывается, каждый волосок...

— Ну и что вы хотите? — говорит она.

— Я хочу, чтобы вы перестали с ним встречаться.

— Нет.

— Выслушайте меня.

— Нет!

— Послушайте, Сузи!

— Не зовите меня так. Никто не называет меня Сузи.

— Хотите, чтобы я с ним сама переговорила?

— О чем?

— Кажется, вы знаете, о чем.

— Не знаю. И кстати, мне в высшей степени наплевать. Я хочу, чтобы вы отсюда убрались.

— Так что же, хотите, я ему сама скажу?

— Хочу, чтобы вы убирались отсюда, да поживее, — говорит эта Сузи, оборачивается и убирает бокал со столика: конец беседы, демонстративно, конец приема, сестричка, и никаких тебе коктейлей, как будто я просила, а она предлагала.

— О'кей, — говорю, — чудесно. Я ему скажу, что происходит между вами и другим му...

— Ну и скажи! — говорит Сузи, поворачиваясь с ухмылкой, руки на бедрах, ноги широко расставлены: все, все видно. — Он тебе не поверит. — Усмехается прямо-таки издевательски...

И это, конечно, правда. Он ей не поверит, в этом вся правда. Подумает, что все это возникло в ее голове. Ложь, чтобы их поссорить. И теперь, осознав правду, горькую правду, чувствуя себя в беспощадном свете этой правды беспомощной, внезапно она приходит в ярость. Не помнит, что она ей потом говорит, может, вообще ничего не говорит или что-то еле слышное... Но знает, что ножик уже у нее в руке.

В.: Вы ударили ножом Сьюзен Брауэр и убили ее?

О.: Да.

В.: Сколько раз вы ее ударили?

О.: Не помню.

В.: Вы знаете, что на ее теле оказалось тридцать два ранения, множественные порезы?

О.:

Это очень хорошо.

В.: Мисс Уид...

О.: Моя вся одежда была в крови. Я взяла плащ из шкафа, надела. Чтобы привратник кровь не увидел, когда буду выходить.

В.: Мисс Уид, вы также убили Артура Шумахера?

О.: Да. Не следовало этого делать, это было глупо. Но я уже ничего не соображала.

В.: Что вы имеете в виду?

О.: А то, что она ушла из жизни, понимаете? И он опять был весь мой. Так?

В.: Понимаю.

О.: Но, увы, это было не так.

В.: Что не так, мисс Уид?

О.: Он не был опять весь мой, нисколько. Потому что это он должен был все закончить, а не я. И уж если он так быстро нашел кого-то, значит, так же быстро нашел бы потом еще кого-нибудь. Ведь все просто, понимаете? Он-то со мной порвал и никогда бы не вернулся. Все просто. Нашел бы еще игрушку, помоложе меня. Он меня разочек просил договориться с Ханной из моего магазинчика. Нет, вы можете себе это представить? А ей всего пятнадцать лет, и на тебе, любовь втроем. Ха-ха... И тут-то я осознала, что потеряла его навеки. И стала опять злиться. На то, что он со мной проделал, потом бросил меня и начал с другой... Использовал меня, понимаете? А я ох как не люблю, когда меня используют. Это меня буквально бесит. Ну... я... он мне ведь сам подарил этот револьвер. Я и пошла туда, подкараулила его...

В.: Где, мисс Уид?

Голос Нелли Бранд прозвучал почти глухо, а важно было не «забить» на пленке точный адрес, чтобы он обязательно сохранился до судебного заседания. Осторожность канатоходца. По нашим-то временам даже снятие видеозаписью каких-нибудь конференций могло оказаться для присяжных никчемным.

О.: К его дому, на Селби-Плэйс.

В.: Вы можете вспомнить, когда это было?

О.: Это было двадцатого. В пятницу вечером.

В.: Вы сказали, что отправились туда и поджидали Шумахера у его дома?..

О.: Да. И застрелила его.

В.: Сколько раз вы в него выстрелили? Помните?

О.: Четыре раза.

В.: Вы и собаку убили?

О.: Да, очень жалею об этом. Но это был ее подарок, знаете.

В.:

Кого? Чей подарок?

О.: Маргарет. Его жены. О, я все о ней знала, естественно. Мы с ним часто о ней говорили.

В.: Вы и ее убили? Тоже?

О.: Да.

В.: Почему?

О.: Всех их.

В.: Не поняла. Кого?

О.: Всех женщин, с которыми он имел дело.

В.: Вы говорите...

О.: Да, да, всех их. Вы завещание видели? Ну, надо же, какое оскорбление?!

В.: Нет, не видела, скажите же, что...

О.: А вам надо было бы в него заглянуть. Меня еще так в жизни не оскорбляли! Десять тысяч в зубы. Пощечина! А как еще это назвать? Мы так много значили друг для друга, столько проделали всего вместе. И что же? Такую же сумму завещал паршивому ветврачу! Боже, от всего можно в бешенство прийти...