Вдовы по четвергам

— Ему приходилось жить в одном доме с алкоголичкой.

— А может, она напивалась потому, что так легче было выносить измены Альфредо.

— Какие измены?

Вскоре Альфредо стал приезжать в Лос-Альтос играть в гольф либо теннис с кем-нибудь из наших или появлялся у кого-нибудь дома на празднике, куда мы старались не приглашать Кармен. Через два-три месяца после развода только женщины называли Альфредо сукиным сыном, мужчины же отмалчивались. А потом его вообще перестали так называть. Еще чуть позже в мужском разговоре, когда они выпивали после игры в гольф, прозвучало:

— Как правильно поступил Альфредо!

Это случилось вскоре после того, как он приехал вместе со своей новой женой, которой не было еще и тридцати лет, очень приятной, милой, симпатичной, «и с такой грудью, что земля уходит из-под ног», как сказал кто-то из наших. Они явились на праздник, устроенный на той же самой яхте, где несколько месяцев назад укачало Кармен. А новую жену не укачало. И начиная с этой вечеринки Альфредо со своей новой супругой все чаще стал бывать в поселке на разных праздниках, тогда как Кармен заперлась у себя дома. Ее почти не было видно.

И тогда все заговорили о депрессии Кармен.

— Не знаю, может, ей было лучше, когда она пила.

Из-за этой депрессии Альфредо без особых усилий удалось добиться, чтобы дети жили вместе с ним. Кармен осталась одна. Дом был таким же большим, как и прежде, но теперь там не было мебели, не было продуктов в холодильнике, не было шума и криков. Она раздарила посуду, мебель… Те немногие, кто позже заходил к ней, рассказывали, что в гостиной осталась лишь желтая картина с голой женщиной в лодке. Некоторые из нас боялись, что, если Кармен совершит там что-нибудь безумное, мы узнаем об этом, только когда из дома пойдет запах. Ведь и служанки тоже у нее не держались. Уходили еще быстрее, чем раньше. Хотя Альфредо — который уже стал «беднягой Альфредо» — и присылал их одну за одной, чтобы бывшая жена не наделала глупостей.

Но вот однажды появилась Габина. Эта толстая, сильная, работящая парагвайка служила у них в первые годы после свадьбы. Кармен никогда бы ее не уволила, но мужа вскоре после переезда в Лос-Альтос стал раздражать ее внешний вид.

— Она не подходит для этого дома, — говорил он.

Но так как Кармен отказывалась рассчитать ее после стольких лет верной службы, Альфредо предложил нанять другую прислугу, попригляднее, чтобы прислуживать за столом, когда приходят гости. Габине никто ничего не стал объяснять, да ей этого и не требовалось. Вражда между хозяином и служанкой все росла и в конце концов стала невыносимой. Габина уволилась сама, но прежде чем уйти, она отвела душу, бросив Альфредо в лицо:

— Вы просто кусок дерьма и дерьмом же когда-нибудь и захлебнетесь.

Альфредо запретил впускать «эту парагвайку в Лос-Альтос работать в чьем бы то ни было доме», и ей пришлось искать себе место на стороне. Больше о ней ничего не было известно, кроме того что каждый год на Рождество она звонила сеньоре.

Когда Габина после первого Рождества, которое Кармен провела в одиночестве, отважилась снова появиться у нее, охранник сообщил об этом Альфредо, хоть и знал, что тот здесь больше не живет. Позвонил ему на сотовый.

— Положение обязывает, — ответил начальник охраны, когда Альфредо поблагодарил его за звонок.

Но проблемы бывшей супруги волновали его гораздо больше, чем давняя ссора со служанкой, и он разрешил ее впустить таким небрежным тоном, словно говорил: «Пусть хоть кто-нибудь снимет эту тяжесть с моих плеч».

Первым делом Габина распахнула все ставни. В открытые окна хлынул свет, и стали видны грязь, пыль и прочий беспорядок, и она постепенно привела дом в божеский вид. Все мы испытали определенное облегчение, узнав, что о Кармен теперь кто-то заботится. Но, избавившись от чувства вины, почти совсем забыли ее.

Снова о ней заговорили, когда она начала выходить из дома. Она гуляла по улицам поселка с Габиной, ездила в супермаркет с Габиной, с ней она ходила и в аптеку и в парикмахерскую. И мы этому только радовались.

— Она выглядит лучше, бедняжка, — вот что мы говорили о ней.

Но однажды вечером Кармен с Габиной захотели выпить кофе в баре у теннисных кортов. И на Габине не было униформы, она нарядилась по-своему, как не оделась бы ни одна жительница Лос-Альтоса. В субботу их видели за обедом в ресторане гольф-клуба. Они смеялись. Пако Пересу Айерре было неприятно слушать хохот Габины, и он пожаловался официанту:

— А что, разве прислугу сюда пускают?

И никто не смог найти писаных правил, по которым это было бы запрещено, так что вопрос стали обсуждать на собраниях административного совета.

Примерно тогда и начали раздаваться голоса:

— Что они делают все время вместе?

— Может, они…

— Ой, нельзя быть таким злым, — сказала Тереса Скалья кому-то, кто подошел к ней, чтобы шепнуть это на ухо, когда мимо пробегали трусцой Кармен с Габиной.

— Если мы не примем мер, то однажды она приведет ее в сауну нашего фитнесс-клуба, — сказал Роке Лауриа на собрании совета.