Однако же определенный резон в словах матери был. Беркант подвел маман к собравшейся у столиков с закусками компании турецкой околокиношной публики, представил паре человек и, убедившись, что мать завязала с кем-то великосветский треп, вручил ей тарелочку с канапе, вооружился бокалом с шампанским и по-тихому улизнул. Расточая направо и налево улыбки и вежливые остроты, он ринулся вдоль столов к смеющейся чему-то блондинке, мучительно стараясь вспомнить, как ее зовут. Мерил? Шерил? Что-то в этом роде… Ну ладно, на месте разберемся.
На полпути его перехватил хозяин клуба, его давний хороший знакомый.
– Вот что, Беркант, – проговорил тот, тепло улыбаясь ему сквозь модную ухоженную бородку. – Ты нам задолжал уже пятнадцать тысяч лир. Я распорядился, чтобы в кредит тебе больше не отпускали. Сам понимаешь, это бизнес. Нужно расплатиться…
– Серкан, ты же знаешь, я отдам, сейчас на мели просто, проектов нет, – зачастил Беркант.
Серкан мотнул головой:
– Да в чем дело? Заложи квартиру, расплатишься. Потом после съемок очередного фильма выкупишь. А что такого? Все так живут.
Беркант, видя, что американка вот-вот уплывет из рук, буркнул: «Отдам, отдам. На следующей неделе» – и, выпутавшись из цепкой хватки хозяина «Гетто», поспешил к ней.
Подобравшись достаточно близко, он выждал, когда спутник американской красотки отвлечется на минуту, шагнул поближе и интимно шепнул той на ухо:
– Я весь вечер смотрю на вас… и думаю…
3
Я просто хотела, чтобы он полюбил меня… Не за то, что я богата, не за мою власть… Я хотела, чтобы и он полюбил меня так, как я любила его, с первого взгляда и навсегда. Чтобы и он узнал меня, разглядел, как я разглядела его, предугадал, как я годами предугадывала его появление – словно бы он вот-вот должен был появиться, возникнуть неожиданно среди тысяч чужих лиц…
Он был моим отражением, гораздо более красивым, чем я, гораздо более тонким, гораздо более благородным, более впечатлительным, чем я, и в равной степени оторванным от этого мира, но все же гораздо более реальным, чем я. В нем собралось все самое лучшее, что должно было быть во мне и чего у меня давно уже нет…
Да, я мечтала о том, чтобы он полюбил меня. Мой Беркант… Он был единственным человеком, к лицу которого я действительно хотела прикасаться, которого желала впустить в свою жизнь, чтобы вместе с ним сбежать из тюрьмы своего прошлого. Я любила его. Я просто хотела стать женщиной, любящей и любимой. Сидеть с ним на крыльце под летним дождем, чтобы нас омывало струями прохладного воздуха, пахнущего скошенной луговой травой и полевыми цветами. Слушать его сладкое дыхание и упиваться дурманящим сандаловым запахом его мокрых волос.
Загнанная в ловушку собственной памяти, помещенная в эти стены, не знающая ни времени, ни числа, я застыла. Я – сумасшедшая, моей реальностью руководят редкие проблески сознания. Все остальное время я провожу на дне своих воспоминаний. И оттуда мне не всплыть, никогда не увидеть солнца, я знаю.
В коротком миге, который я помню более отчетливо, у меня был он, была напоенная весенним ветром ночь, было его прекрасное лицо, был голос. И он любил меня, в том отголоске моей реальности он меня любил. Этот сияющий миг, который я помню, не дает покоя моей больной душе.