Вдребезги

Парни не нуждаются в дополнительных указаниях. Порядок действий в таких ситуациях отработан и описан в инструкциях. В висках пульсирует дикая ярость и страх, в котором я даже сам себе сознаюсь не сразу. Игнорируя кипящие внутри чувства, быстро осматриваюсь. А вот и тот долбаный магазин, в котором Олеся должна была встретиться со своей соседкой.

— Добрый день. Мне нужна Катерина Куликова…

— Это я, — шмыгает носом плотная темноглазая тетка.

— Олеся оставила записку, что поедет к вам…

— Вы — отец Дамира! — ахает та.

— Нет. Отец мальчика погиб. Я… друг Олеси.

— Нет, — горько всхлипывает Катерина. — Вы же Тимур? — киваю. — Олеся просто не успела вам рассказать! А теперь и не успе-е-е-ет!

Боль в висках усиливается. И хоть ничего непоправимого еще не произошло, я жопой чувствую приближение катастрофы. Во рту пересыхает.

— Что она не успела мне рассказать?

Катерина поднимает на меня воспаленные, красные от слез глаза и тихонько шепчет:

— На самом деле Дамир — ваш сын.

Глава 8

Олеся

Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я прихожу в себя. Медленно поднимаю ресницы и снова резко зажмуриваюсь от яркого света, бьющего в салон даже через затемненные окна микроавтобуса.

— Очухалась?

С трудом заставляю подчиниться онемевшее тело и прикладываю руку козырьком ко лбу в безуспешной попытке разглядеть лицо похитителя. Перед глазами плывет.

— Где мой сын?

Мой голос больше похож на хрип. А во рту сухо так, что я с трудом ворочаю языком.

— Мальчик с отцом.

— Его отец умер! — ору я непонятно как и чем — ведь у меня нет ни сил, ни голоса. Меня вообще будто бы не стало. Я вся превратилась в страх, завернутый в оболочку избитого женского тела.

— И теперь у него новый отец. Алан. Будешь хорошо себя вести — вы скоро увидитесь. Нет — не увидитесь вообще. Все понятно?

Поспешно киваю. Все, что угодно… Все, что угодно, лишь бы обнять моего мальчика. Лишь бы его утешить, ведь он наверняка напуган.

— Когда? — облизываю запекшиеся губы. — Когда я могу увидеть сына?

— Скоро. Вот, возьми. Вытрись.

Опускаю взгляд. Резкое движение отдает в голове новой отчаянной вспышкой боли. И почему-то мне кажется, что эта боль со мной навсегда. Проще ей подчиниться сразу. Дрожащей рукой забираю из смуглых рук мужчины упаковку салфеток. Достаю сразу две и начинаю судорожно оттирать лицо от подсохшей крови. И то ли от ее металлического аромата, то ли от страха, меня начинает мутить.

— Послушайте, как вас зовут? — сглатываю подкативший к горлу ком.

— Это неважно.

— Ладно… Хорошо. Как бы там ни было… клянусь, что больше не доставлю вам проблем. Не сейчас, так точно. Вы не могли бы… не могли бы сказать Алану, что я…

— Будешь вести себя паинькой?

— Да… — как болванчик качаю головой.

— Посмотрим.

Он отворачивается к окну, а я с большим трудом гашу в себе порыв вцепиться ему в морду. Потому что это не самая лучшая идея сейчас. Мне нужно дать понять похитителям, что от меня не стоит ждать проблем, чтобы усыпить их бдительность.

Господи, ну, зачем… зачем я пошла за этими проклятыми тряпками? Ведь как чувствовала, что ничем хорошим это не закончится, и все равно пошла! Хорошо хоть записку Тимуру оставила. Вот, кто нас спасет… Эта мысль неожиданно прибавляет мне смелости. Я цепляюсь за нее, как утопающий за спасательный круг. И держусь… Десять минут, пятнадцать… Пока наш микроавтобус не останавливается.

— Где мы?! — озираюсь по сторонам, но не вижу ничего, кроме заснеженных уходящих за горизонт полей.

— Сиди тихо!

Понятно, что мне никто и ничего объяснять не станет. Обхватываю плечи руками и опускаю голову низко-низко, повторяя про себя как мантру: держись, Олеська, держись! Может быть, этот спятивший Алан и не самый милый персонаж на планете, но ведь он считает Дамира своим племянником, а значит, тому ничего не угрожает! Ведь так? Ведь так, правда?! С губ срывается тихий протяжный вой. Сидящий напротив мужчина вскидывает голову.

— Что такое? Тебе плохо?

Сжимаю ладони на плечах сильней, так хоть как-то можно контролировать все усиливающуюся дрожь, от которой даже зубы начинают стучать.

— С моим сыном все будет хорошо?

Я выгляжу жалко, и жалко звучу. Возможно, когда я обниму Дамира, ко мне вернутся храбрость и силы, но пока я полностью опустошена. Меня трясет так, что еще немного, и наш микроавтобус начнет подпрыгивать вместе со мною.

— Эй! Успокойся. Никто пацана не обидит.

Качаю головой. Да… Не обидит! Разве не в этом я пытаюсь себя убедить?

— К-когда й-а й-его увиж-жу?

— Да не знаю я! Когда решится вопрос со взлетом.

— Взлетом? — мои брови взмывают вверх.