Вдребезги

– Тьфу ты, весь перемазался, – сообщил псих ей с удовлетворением. Его руки были по локоть в крови буквальном смысле, как и почерневшая джинсовая куртка, как и штаны, как и старые пошарпанные кроссовки. – Это только в фильмах так бывает. Раз – и всё. А вот в жизни…

Светлана Алексеевна резко захлопнула свою дверь и закрыла её на круглую щеколду. Рванулась к столу – за ключом. Схватила свою дорогущую кожаную сумочку, подкинула её над столом – посыпались внутренние принадлежности: помада, тушь, ключи от машины с брелоком, украшенным розовым плюшевым сердечком, телефон… Ключей от этого кабинета не было. Они остались у Евгении Александровны. Она замерла, слушая тяжеленные удары сердца в голове, нервно перекачивающего кровь.

В дверь сухо постучали, отчего она подпрыгнула на месте.

– Светлана Алексеевна, солнышко моё, – сказал псих на той стороне. – Откройте дверку, мне очень нужна ваша помощь… Мне нужен доктор! Срочно! Пожалуйста!

Дрожь била её с головы до ног. Её пугал этот псих с ножом, конечно. Но ещё больше её пугало то, что он явно предвкушал издевательства. Он глумился, а не искал помощи…

……….

ЗА ДВА ЧАСА ДО ЭТОГО

2

.

Она нежилась на волосатой и крепкой груди у своего любимого. Сегодня понедельник, а значит, надо вставать на работу. День выдавался солнечным, и лучи солнца с усилием прорывались сквозь серую занавесь в их спальню.

– Если хочешь, не ходи на работу, – сказал он, будто был её начальником. В какой-то степени, это так и было. Голос у него был глубокий и бархатистый, в этом голосе чувствовалась абсолютная власть и абсолютная уверенность в своей абсолютной власти.

– Я бы рада была, – ответила Светлана и начала подниматься с кровати. Её шёлковая ночнушка беспокойно зашуршала. – Но сегодня придут Садовские…

– А, этот жирный хрен, – с презрением отозвался её любимый.

– Почему ты его так не любишь? – удивлённо спросила его любимая. – Он, конечно, ещё тот абьюзер и газлайтер, но я не знала…

– Я почти уверен, что регулярные заходы Гондянского – его работа, – процедил её любимый и тоже сел на кровати. Со спины он был похож на медведя – мощная, поросшая чёрной щетиной, спина.

Гондянский был пожарным инспектором, любящим ходить по клубам и торговым центрам. Но ходил он не просто так. Он всё выуживал и выуживал себе регулярные прибавки к зарплате, пожарная безопасность волновала его меньше всего. И каждый раз он находил по одному нарушению, чтобы растянуть удовольствие, как ребёнок, который отламывает по плиточке от шоколадки, хотя хочет запихнуть в рот её всю целиком.

– Не повезло человеку с фамилией, – заметила Светлана и тихонько рассмеялась. – Гоголевский прям дядька…

– Какой?! – неожиданно свирепо спросил её медведь и обернулся. Стоял ещё полумрак, рассеивающийся с каждой минутой. Солнце неугомонно поднималось всё выше.

– Я хочу сказать, что не просто же так он приходит, – заметила Светлана и придвинулась к своему гигантскому любимчику, осторожно переступая коленями по кровати, на которой ещё виднелись следы ночных развлечений.

– Да, эта сука Гондянский с Садовским заодно! – тут же сделал логичнейший вывод владелец элитных клубов в их провинциальном захолустье. – Хотят на бабки меня поставить, чтобы я платил им!..

– Монополисты, – резюмировала Светлана и обняла своего медведя со спины, прижавшись к его спине лбом.

– Кто?! – снова свирепо спросил её любимый. – Да я им ноги вырву обоим!

– Успокойся, – мягко сказала Светлана и начала гладить его по мощным плечам. – У тебя всё получится, ты же самый сильный у меня…

Левая рука её соскользнула к его животу, не обладающему стальным прессом, но и не висящему куском жира. Она едва касалась его своими утончёнными пальцами, но этот гигант сразу затих, как будто из заводного робота вытащили ключ. Но Светлана знала, что он заводится с полоборота не только при упоминании Гондянского, Садовского, Егорова, Решетникова, Козлова, Барагуева и всех остальных «монополистов и личных врагов, хотевших отжать у него бизнес».

Рука её соскользнула к его чреслам и крепко схватилась за яйца. Его пенис тут же пришёл в движение и запульсировал от внезапно хлынувшей в него крови. Добротных двадцать сантиметров, не меньше.

– Ну если хочешь, можешь не ходить на работу, – напомнил этот медведь каким-то сдавленным голосом.

– Нет, – отозвалась она игриво. – Но опоздать я могу минут на пятнадцать…

– На час-другой, – требовательно сказал он и, схватив её за плечи, подтащил к себе.

3

.

Кран протекал. Чтоб ему пусто было, куску дерьма!

Кап-кап-кап-кап-кап… Капли падали в раковину, но грохотали так, будто он сидел крепко привязанный к столбу, налысо бритый, и эти капли падают ему прямо на голову. И капают уже третий день подряд. Или третий месяц. Он точно не помнил, да и зачем что-то теперь помнить.

Стояла темнота, ведь он полностью занавесил все окна в своей квартирке. И свет не включал. Голова его болела почти постоянно, а из-за солнечного света (да и вообще любого), из глаз начинали течь слёзы. Невыносимая хрень. Долбаные мигрени.