Вечер баек на Новый Год

Врачи назвали это Некротическим Фасциитом. Возбудителем этой заразы была бактерия Streptococcus Pyogenesvirus, что также вызывала и обычную гнойную ангину, но в редких случаях распространялась намного дальше. Заражение, вызванное этими бактериями, приводит к тому, что ваша иммунная система сходит с ума и прекращает кровоснабжение любой инфицированной ткани, что приводит к ее отмиранию и, в конечном итоге, к гниению. В прессе эту болячку окрестили как "бактерия, поедающая плоть", и не было никакого способа вылечить ее, кроме как удалить зараженные ткани, либо отрезав их, как предлагали британские хирурги, либо способ Мамы Луанды - с использованием личинок, что разъедали мертвую плоть, оставляя только незараженные ткани.

Энтони больше не был уверен, какое из решений было более ужасным, но у него уже больше не было выбора. Теперь ему просто нужно было верить.

Ванна наполнялась. Личинки теперь покрывали разлагающееся тело Энтони с головы до пят. В данный момент его организм представлял собой развалины гниющей плоти и зияющих дыр, в которых личинки уже активно поедали некротическую ткань. Их бледные раздутые тела извивались огромной кишащей массой, ползая по его умирающему телу, жадно поглощая его плоть, проникая сквозь мышцы и жир в органы, что уже также были инфицированы и начали гнить. Болезнь продолжала распространяться по его телу.

- ...больша личинок... нужна больша личинок!

Энтони показалось, что Мама Луанда впервые в жизни запаниковала. Лечение не работало. Болезнь распространялась чрезвычайно быстро, личинки просто не успевали поглощать зараженную плоть. Ее лоб нахмурился, а густые и пушистые брови изогнулись, словно линия на ЭГК, над ее беспокойным левым глазом и адским кратером, в котором должен был находиться правый. В этой яме скользили и утопали мрачные тени, когда свет от множества свечей, разбросанных по комнате, падал в нее. Капля пота скатилась по ее лбу и упала в эту жуткую пустоту, а вскоре вслед за ней последовала еще одна.

Мама Луанда начала петь какое-то островное заклятие на причудливом гортанном диалекте, которого Энтони никогда раньше не слышал. Она закрыла здоровый глаз, и искра голубого пламени, казалось, загорелась глубоко в дыре на другой половине ее лица. Пение хлынуло из нее потоком бессмысленных слогов. Эти бессмысленные слова, казалось, имели значение для всего остального в комнате, кроме самого Энтони, потому как даже воздух в комнате, казалось, замер. Свечи потускнели, и тьма хлынула в помещение из ниоткуда и задушила комнату мрачными сумерками. Хитиновый шум эхом разносился из каждого темного угла вместе с животными писками и визгами, когда грызуны и прочие ночные падальщики столпились среди теней, образуя невидимую публику. Но больше всего тревожило то, что личиночную ванну, в которой лежал Энтони, внезапно наполнила необъяснимая энергия. Гора извивающихся паразитов неожиданно оживилась и начала пожирать его тело с усиленной энергией. Энтони почувствовал, как их голодные рты лихорадочно тянутся к его плоти, в то время как пение Мамы Луанды наполнило комнату бормотанием бессвязных молитв и проклятий.

Он чувствовал, как они работают над ним... а точнее в нем! Он чувствовал, как их мягкие извивающиеся тела ползают по его кишечнику. Он чувствовал их в грудной полости, окружающей его сердце и легкие, в животе, в горле. Он попытался закричать, но было уже поздно. Они съели его голосовой аппарат. Энтони подумалось, что он чувствует, как крошечные твари разъедают костный мозг в его костях. Но он знал, что болезнь не распространилась так глубоко. Он хотел сказать Маме Луанде, что теперь она может остановиться. Он хотел сказать ей, что болезнь ушла, личинки сделали свое дело, но когда он вслушался в ее пение и наконец-то смог разобрать слова, то понял, что совершил серьезную ошибку. Она завывала не на каком-то иностранном или незнакомом языке. Она пела по-английски, и произносила то же самое, что и все время до этого.

- Больша личинок, нужна больша, нужна больша, нужна больша!!!

Пот заливал ее лицо, заполняя пустую глазницу, пока не хлынул рекой по щеке, словно поток слез. Ее большие деформированные губы дрожали, как будто она задыхалась от горя, периодически растягиваясь в безумной улыбке. Она продолжала погружать руки во внутренности мертвой свиньи и извлекать из ее гнилых потрохов все больше и больше личинок, бросая их в ванну к Энтони. Казалось, что им нет конца.

- Больша нужна больша, больша личинок, нужна больша, нужна больша!!!