Вечерний день

что далее хранить купно ларец и ключ к нему невозможно, в таком нежном и трудном положении сего важного дела, дерзаю разделить ларец и. между своими потомками. Понеже желание и хотение мое было, есть и впредь с Божиею помощью непременно будет, чтоб сей ключ хранился у дочери моей Варвары, а далее у старшего сына ее и у старшего сына его старшего сына и далее. А сам оный ларец отдаю. от дворовой девки Авдотьи Александру Лерину, чтобы он тоже сберегался у старшего в роду. Я поступки свои так учреждаю, чтоб не только самым любопытнейшим невозможно было поверенную мне тайну узнать,

но чтоб причины никто не имел и думать, что мне тайна поведана, ибо потеряние сего сокровища весьма чувствительно. Здесь же по воле отца и деда указываю: поелику жид секретный механизм сделал, то и. ки. А буде кто впредь получит сей ларец и открыть его попробует без ключа, то только зло и беду причинит и все в ней сущее испортит.

Дворянин Брянского уезда Орловской губернии, надворный советник Яков Валериани

Село Речицы 21 Генваря 1811 года

(Места, которые Владимир Павлович из-за ветхости не смог разобрать, в тексте заменены точками.)

Платонов положил листок на стол и уселся в свое любимое кресло. Значит, все-таки он был прав и внутри шкатулки, если ее так и не вскрыли за почти двести лет, хранится какой- то важный документ. Второй пропуск в тексте легко заполнялся: «не токмо для РОССИИ, но и для иных государств».

Третий пропуск по смыслу, похоже, должен быть заполнен так: «разделить ларец и КЛЮЧ».

С четвертой дыркой тоже, кажется, особенных проблем нет и здесь должно быть напи­сано что-то вроде «отдаю СЫНУ МОЕМУ от дворовой девки».

А вот что такое «...дом в городе Гамбурге»? И что вытекает из того, что жид (то есть на современном языке - еврей) секретный механизм делал?

Ответов на эти вопросы не было. Зато теперь стало ясно, откуда шкатулка появилась у Лериных. Как и предполагал Владимир Павлович, она передавалась из поколения в поко­ление - «старшему в роду». И вот теперь род иссяк, и Станислав Петрович, последний ее хранитель, должен был передать ларец своему ближайшему родственнику. Почему же шка­тулку продали ему, Платонову?

Глава 18

Ему пришлось проявить терпение, чтобы сдержаться и не рассказать Анастасии о своих проблемах. Но это означало, что надо говорить обо всем остальном - увлечении, про­фессии, коллекции. А это так глубоко запрятано, что страшно откопать и положить на таре­лочке перед кем-то, а особенно перед ней.

А еще страшней увидеть вдруг в ее глазах вспыхнувший интерес, страсть и азарт, но все это не к нему. Платонову было не жалко денег для Анастасии, зачем они и нужны-то, если их не тратить? Наоборот, все эти годы после смерти жены Владимир Павлович пере­живал, что ему некому сделать приятное: что-нибудь купить, подарить, кого-то обрадовать. Особенно его мучило, когда он видел, какие роскошные, невероятные по форме и краскам продавали на улицах цветы. Фантастические, веселые, а подарить некому.

И с Анастасией он решил держаться до последнего: только под страхом смертной казни он скажет ей, кто он и чем занимается, если только. Об этом райском «если только» он заставлял себя не думать.

И в итоге радость от столь долгожданного общения была несколько омрачена тем, что Платонов не мог позволить себе расслабиться. Зная умение Анастасии слышать то, что чело­век не очень хочет сказать и видеть, то, что он, может быть, не захотел бы, чтобы видели, Владимир Павлович в основном молчал. Молчал и слушал.

А она вдруг разговорилась, как никогда раньше. Скорее всего, что-то случилось в ее жизни за прошедшие пару дней. Что-то мучило Анастасию, и ей, похоже, нужно было выго­вориться не меньше, чем Платонову. Она почти не ехидничала и, вместо того чтобы попла­кать, рассказывала театральные анекдоты и истории, но и истории эти, несмотря на смеш­ные финальные репризы, как у О'Генри, выходили какие-то грустные.