Вечерний день

Они равнодушно глядели на стремительно шагавшего им навстречу старика, даже нет, не равнодушно, они просто смотрели сквозь него, занятые своими крайне серьезными про­блемами.

Здоровенный мужик около сорока, дежуривший у входа в общагу, не говоря ни слова, протянул руку и перекрыл дорогу Платонову. Форменная рубашка на его груди была рас­стегнута.

Куда? - почти брезгливо спросил он.

Мне нужен Скосырев, Руслан Скосырев, - Владимир Павлович изо всех сил старался не сорваться и не потерять собственного достоинства. - Вы не подскажете, в какой комнате он живет?

А он тебе зачем? - детина с удовольствием почесал волосатую грудь. От него омер­зительно пахло потом и дешевым табаком. - Мальчиками молоденькими интересуешься, дедушка?

Платонов, человек, всю жизнь проживший на обочине общественной жизни, как сей­час говорят - маргинал, страшно эту самую общественную жизнь не любил. Знакомый с самыми разнообразными людьми - от бандитов и бомжей до олигархов и политиков самого высокого ранга, в общении с наглым смердом он мог совершенно растеряться.

Еще Достоевский называл это такое знакомое всем русским людям хамство мелкого обслуживающего персонала «административным восторгом». Главный человек в России - это уборщица. И не потому, что кто-то, как на Западе профсоюз, заботится о ее правах. Все ее права - ударить шваброй по ногам, плеснуть воды навстречу идущему человеку, всячески обругать его - всегда при ней.

Ни автор, ни Владимир Павлович не имеют ничего против несчастных женщин, кото­рые заняты этой нужной, но тяжелой и неблагодарной работой. Просто почему-то, если рус­ский человек получает самую минимальную должность, в обязанности которой не входит быть любезным с посетителем, он почти всегда начинает воспринимать этих посетителей как последнюю шваль и грязь и недрогнувшей рукой стремится поставить их на место. Может быть, ответ кроется в «загадочной русской душе»? Или все проще: просто срабаты­вает желание поплясать на чужих костях, потому что с утра на твоих уже плясали десяток больших и полсотни маленьких начальников?

В последнее время уборщицы сделали шаг назад и отступили в тень, а их место, осо­бенно в госучреждениях, заняли охранники. Мотивация у них другая, скорее всего, они без­образничают от скуки, да и набор средств иной - оттеснить плечом, закрыть проход и - неизменное и родное - обхамить.

У Платонова в создавшейся обстановке было три возможности - униженно попросить, ответить таким же хамством или купить. Первое исключалось по условию, второе по ситу­ации.

Чтобы хамить, нужно, по выражению Жванецкого, «приехать на танке». Необходимо было быть снаружи и очень серьезно защищенным от возможного развития событий. Хоро­шее знание карате, удостоверение сотрудника ФСБ или просто твоя личная охрана быстро меняют диспозицию и превращают «директора Советского Союза» в бесправного посети­теля.

Но ничего из этого у Владимира Павловича не было, даже Сергей с его удостовере­нием работника Северодвинского управления внутренних дел был далеко, поэтому выбора не оставалось. Он как бы случайно достал из кармана пятьсот рублей и начал их внимательно рассматривать.

Он недавно ушел, - моментально сбавил обороты детина, - минут десять всего.

Запах пота заметно усилился - то ли он разволновался, то ли просто приблизился к

Платонову. А тот молчал, продолжая рассматривать купюру. Лучше бы, конечно, поспешить, но и «фрукту» надо было дать дозреть.

Может, вам кого другого позвать? - предложил почти плачущим голосом охранник. - Хотите - мальчика, хотите - девочку, хотите и то, и другое, у нас даже одна француженка есть.

Из Парижа? - смилостивился Владимир Павлович.

Из Люберец, - обрадовался детина. - У нее дед был француз, сюда на фестиваль приезжал. Позвать?

Мимо них на выход пробежала небольшая компания девиц в ярких куртках. Одна из них, полная, невысокая, с изрытым какой-то болезнью лицом, приостановилась на мгнове­ние и внимательно посмотрела на Платонова. Потом побежала догонять своих, еще раз обер­нулась от двери и скрылась.

Нет, меня интересует только Руслан Скосырев. - Платонов так и не понял поведения девицы.

Он повернулся и сделал вид, что собирается положить купюру в карман.

Он правда ушел, - захныкал детина. - К нему брат приехал, и они пошли тусоваться.

И это «молодежное» слово почему-то даже больше, чем интонация, убедила Платонова

в том, что детина сломался.

Куда? Вы же должны знать, где ваша молодежь тусуется, - Владимир Павлович был подчеркнуто вежлив, только в последнее слово добавил несколько капель яда.

Детина почесал волосы на груди, только теперь это у него получилось не агрессивно, а несколько озадаченно. «Может, у него там мозги расположены?» - подумал Платонов.

Так тут клубов вокруг больше, чем булочных, - задумчиво сказал он. - Откуда же я могу знать, куда они пошли?

Дверь распахнулась, и смешной парень с чубчиком и веснушчатым лицом бегом кинулся по лестнице.

Гриня, - заорал обрадованный детина ему вслед, - ты не знаешь, где Руслан может тусоваться сегодня?