Вечерний день

Платонов опустился на колени, не очень соображая, что сейчас надо делать - вставлять ящик на место, а потом укладывать в него колготки и перчатки, которые рассыпались по полу, или наоборот.

Что-то жесткое врезалось ему в коленку. Он приподнял ногу, пошарил рукой и выта­щил из груды вещей ключ от своей квартиры, который украли у него, как он предполагал, в ночном клубе «Котельная» две недели назад.

Глава 46

Когда Анастасия, встревоженная долгим отсутствием Платонова, вошла в свою квар­тиру, он сидел на полу возле комода на куче ее одежды, уперевшись спиной в стену, чуть- чуть раскачиваясь из стороны в сторону и повторяя едва слышно, как молитву или заклина­ние, строки Тютчева:

Все та ж высокая, безоблачная твердь,

Все так же грудь твоя легко и сладко дышит,

Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет, Все тот же запах роз, и это все есть

Смерть.

Она простояла несколько томительных минут, ожидая, что Владимир Павлович как-то отреагирует на ее появление. Но он смотрел себе под ноги, хотя почему-то она знала, что Платонов ее заметил.

Он действительно заметил ее, услышав шаги, но не мог пошевельнуться, не знал, что сказать. Эти полчаса, что он просидел здесь один, были, наверное, самыми бессмысленными в его жизни. В самом прямом значении этого слова - никогда, может быть только в раннем детстве, не было в его голове такой восхитительной пустоты, такого отчаянного чувства бла­женной неподвижности. И стихи не заполняли эту пустоту, скорее перемещались в ней, но как-то неспешно и величественно, как если бы кто-то пытался играть в волейбол воздушным шаром.

Анастасия наконец заметила ключ, лежавший прямо перед Платоновым, и, наверное, все поняла. Во всяком случае, она не стала звать его, делая вид, что ничего не произошло, не стала ахать и охать и, что было уже совсем неожиданным для женщины, не стала обвинять его ни в чем. Она просто, откинув ногой свои тряпки, опустилась рядом с ним на пол и прислонилась к нему плечом.

Давно? - прохрипел он, ни к кому не обращаясь.

Давно, - честно призналась она, - с того момента, когда я ездила якобы к подруге помочь с ребенком.

Тебя для этого поселили? - не слушал он ее и почему-то перешел на «ты».

Нет, - она покачала головой, - я же говорю, все началось на второй, наверное, день нашего знакомства. Костя действительно просто купил мне эту квартиру, когда мы разъеха­лись. Это - случайность.

Ты из-за сына? - опять спросил Владимир Павлович.

Повисла пауза, видимо, она выбирала, что сказать, правду или то, что он от нее ждал.

Нет, - решилась она, - не из-за сына. Он поднял голову и в первый раз посмотрел на нее.

Из-за работы, - она выдержала его взгляд. - Я получила роль в сериале. Да-да, я всего лишь получила роль в сериале.

Ты больна? - спросил он.

Ты имеешь в виду психически? - она тоже внезапно начала говорить ему «ты», но он не заметил этой фамильярности. - Ты просто не актер, поэтому и не сможешь понять меня. Мы - другие. Для нас хорошая роль - это все, это наша жизнь, наши дети, наш секс, наши близкие и друзья. Ты скажешь, что мы неполноценные люди, но ведь тебя не удивит, если человек без ноги готов отдать все, чтобы ему вернули эту ногу. И с нами так же. Почему- то за что-то Бог разделил нас на части. Не так, как в знаменитом мифе, где он разъединил

139

любовные пары, бывшие когда-то одним существом, и теперь ищут друг друга. С нами все хуже, у нас наших частей, отделенных от нас, много, и никогда не понять, сколько их. Какое там: «Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой»? Я знаю женщину, которая двенадцать лет была замужем за человеком, а он ей был омерзителен с первого дня их знакомства. К тому же он оказался извращенцем и делал с ней такое, что одна мысль об этом вызывала у нее рвоту. А она терпела и улыбалась. И все это почему? Потому что от него зависело распределение ролей, и она получала все главные. И никто, подчеркиваю, никто не считал ее проституткой. Наоборот, все ей завидовали.

Она, эта женщина, и сейчас с ним? - глухо, не поднимая головы, спросил Владимир Павлович.

Ему почему-то показалось, такое отвращение было в ее голосе, что она рассказывает о себе.

Она спилась и теперь лежит в клинике, - Анастасия немного успокоилась. - Пони­маешь, в нашем мире - это нормально. Мы все сволочи. Я могу любить человека до безу­мия, до смерти, но если в комнату войдет Люк Бессон и предложит мне роль в своей новой картине, я побегу за ним на четвереньках и буду лизать ему не ботинки, а подошвы ботинок. А если я этого не сделаю, значит, я не актриса, и мне нужно уходить из профессии и печь пироги на кухне.

Пироги у тебя вкусные получаются, - прохрипел Платонов.

Но она совсем не слышала его.