Вечно в пути (Тени пустыни - 2)

- Нет такого вопроса жизни, которого бы не решил Мелек Таус... О, Павлиний Петух - сатана, но гений... Что бы Мелек Таус сказал болвану губернатору? О! Он бы сказал: "Опусти на свой разум плащ забвения..."

Он так и заснул, не закончив своей мысли.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Подле пчелы медом пахнет, подле жука

навозом.

Б е л у д ж с к а я  п о с л о в и ц а

Отец лжи, лукавства, всяких хитростей и

изысканного словоблудия...

Х о с р о в  Д е х л е в и

Если взглянуть на карту, путь через пустыню Каракумы к реке Аму-Дарье, избранный Ибн-Салманом, покажется на первый взгляд нелепым.

Севернее Каракумы пересекает ширококолейная Среднеазиатская железнодорожная магистраль, по которой пассажирские поезда пробегают расстояние от станции Душак до Чарджоу за каких-нибудь семь-восемь часов. Южнее, по ту сторону советско-афганской границы, лежит предгорная страна Парапамиз. Ее издревле пересекают торговые пути из Бухары в Персию через Мазар-и-Шериф - Меймен - Шибирган... Даже медлительные верблюжьи караваны проходят все расстояние недели за две - за три без особых трудностей...

Зачем же понадобилось Ибн-Салману бросать вызов всем злым демонам пустыни? Почему он избрал для своего путешествия забытую дорогу из Серахса в Хаурбе через безводные пески и солончаки?

Такие и многие другие недоуменные вопросы задавал себе Зуфар. Он брел злой, усталый. Курдский конек из конюшни Юсуфа Ади с усилием вытягивал ноги из сыпучего песка, дрожал и весь взмок. Лошадь только мешала. Лошадь приходится буквально втаскивать на высокие барханы. Лошадь надо кормить, когда нет корма; поить, когда в колодцах соленая жижа, а не вода. Зуфар выбился из сил с этой курдской слабосильной лошаденкой и предпочитал идти пешком. Он не думал, что пешее хождение как-то роняет его в глазах туркмен. Туркмен - природный конник. Пешего он и за человека не считает. Зуфар знал, что пустыня человеку родная мать, но строгая мать, и понимал, что пустыня не любит зазнайства и гонора. Человек выносливее лошади, и там, где не пройдет лошадь, он, если у него голова на плечах, пройдет отлично. Зуфар со снисходительным сожалением поглядывал на жалкое зрелище, которое являл собой Ибн-Салман, понуро сидевший на заморенном своем арабских кровей жеребце. Да, конь не переносил условий Каракумов, и можно было опасаться, что он долго не протянет. С самого начала араб допустил ошибку. Первые переходы путешественник в пустыне делает небольшие, чтобы втянутся в лишения дороги. А Ибн-Салман гнал и гнал. И конь его быстро выдохся. Арабский жеребец привык к тонкому обхождению, к хорошим кормам, сладкой воде. На беду, еще и сам Ибн-Салман оказался плохим ходоком. Он хвастался, что в молодые годы прошел пешком от Дамаска до Каира и от Медины до Багдада, что пустыня проникла в его кровь. Но сейчас Зуфар видел, что он быстро устает и через каждую сотню шагов залезает на своего чистокровного "араба"...

Зуфар имел достаточно причин быть недовольным своим спутником.

Нет хуже, когда начинаешь сомневаться в человеке, которого уважал и почитал, которому верил и которого слушал не рассуждая. Сомнения делались все сильнее. Хуже всего, что причина их лежит не в тебе, а в том, кого ты привык уважать.

Думать плохо о том, кто тебе спас жизнь, по меньшей мере позорно. Чем быть неблагодарным, лучше повернуться спиной и уйти... Уйти прямо в степь, в пустыню, в барханы и не возвращаться, чтобы не видеть, не слышать...

Отчаянными усилиями Зуфар переламывал себя. И ничего не получалось.

До колодцев Джаарджик Зуфар еще не понимал, что из себя представляет Джаббар ибн-Салман на самом деле.

Несколько странный, скажем, загадочный человек. И говорит порой странно и загадочно. И дела у него странные и загадочные. Хотя бы история с патлатым пророком Хусейном. Зуфару Ибн-Салман не объяснил ничего. Зуфар не знал, почему его так и не послали с пророком за границу. Не знал он и куда поехал Хусейн и чем все кончилось.

Джаббар ибн-Салман не говорил, а Зуфар не спрашивал. Араб так поставил себя со своими подчиненными, что никто ни о чем его спрашивать не смел.

В Келате Джаббар ибн-Салман держался с холодным спокойствием... Шальной старец, оказавшийся прадедом Зуфара, - таинственный Сиях Пуш. Жандармы. Стрельба. Решение отправиться в Туркмению столь необычным путем... Странно... Непонятно...

Юсуф Ади тогда перед отъездом больше ничего не говорил. Он зажег светильник и, приказав Зуфару вымыться в кислой воде, помазать себе ноги маслом, вручил ему талисман - шарик, слепленный из пыли с крышки гробницы шейха Ади в Баальбеке, и сказал: "Джаббар хоть и дьявол, но сейчас для тебя он обабаши - глава рода, а ты его воин. А удел воина - битва и повиновение". Старик расчувствовался и заплакал при расставании, но ничего не стал объяснять, и Зуфар недоумевал: зачем они едут через пустыню?.. Что заставляет их подвергать себя опасности? Почему их принимают дружески калтаманы?

- Так надо, - отрезал Джаббар ибн-Салман, когда Зуфар не выдержал и задал ему на колодцах Джаарджик вопрос.

Зуфар не получил ответа. Сомнения росли и росли.