Читаем Вечно в пути (Тени пустыни - 2) полностью

Зуфар с детства научился читать следы в пустыне и степи. Внимательно приглядевшись, он теперь увидел, что зола в очагах засыпана не ветром, а умелыми руками, что бежавшие из аула жители имели оружие, потому что в одной юрте он нашел масленку от русской трехлинейки, а в другой - пустой цинковый ящик из-под патронов. Зуфар больше всего боялся, как бы его и Джаббара попросту не взяли издалека на мушку. Он кипятил воду в чугунном кувшинчике, разогревал консервы и все время его не оставляло напряжение и ожидание: вот-вот пуля ударит в грудь и он свалится лицом в песок. Он очень картинно представлял себе, как в щеку его вонзаются острые песчинки и дышит жаром песок, а он беспомощно лежит и не в состоянии даже шевельнуть рукой...

Потом почему-то ему пришло в голову, что туркмены аула Джаарджик не калтаманы, что они советские люди. И что, если найти их и поговорить с ними, они помогут ему задержать Джаббара и отвезти на ближайшую станцию железной дороги.

Он повел поить лошадей и расстроился. Арабский скакун Ибн-Салмана выглядел очень жалким. Зуфар не понимал, как можно так относиться к благородному животному. Зуфар всегда жил в пустыне и на самом краю пустыни. Он, как и туркмены, высоко ценил коня, смотрел на него как на члена семьи. На остановке в пути кочевник не найдет себе покоя, пока не позаботится о коне. Сначала накормит его и почистит и только потом подумает о себе. Кочевник ухаживает за конем, как за родным ребенком.

Арабы - отличные конники. Зуфар слышал об этом немало. Что же за араб Джаббар ибн-Салман, если за весь тяжелый путь по пустыне он сам ни разу не напоил, не накормил своего коня, не прикоснулся к нему щеткой?..

Зуфар жалел прекрасное животное, достойное лучшей скаковой конюшни. Ведь и прекрасный конь превратится в клячу, если с ним так обращаться. "Владеть конем уменье нужно", - еще пел Махтум Кули. Плохой хозяин коня не заслуживает уважения... Зуфар не мог взять себя в руки. При одной мысли об Ибн-Салмане он терял власть над собой. Зуфар, человек спокойный, сам себе удивлялся. Ему казалось, что в любой момент он может броситься на араба и задушить его.

Почистив коней, Зуфар осторожно, чтобы не скрипел песок, пошел к белой юрте посмотреть, что делает араб. Но Джаббар ибн-Салман держался настороже.

- Что тебе надо?! - почти взвизгнул он. - Что случилось?

Зуфар не ответил. Ибн-Салман крикнул:

- Стой!

- Зачем кричите?

- Я ничего не боюсь. Не подходи!

- Я ходил за вашим конем... Почистил его... А вы кричите!

- Ах, ты хочешь сказать... Говори оттуда... Не двигайся...

- Ничего не понимаю...

- Говори мне "господин". Приказываю: говори мне "господин".

Ибн-Салман выкрикивал что-то беспорядочно и невнятно... Он весь дергался. Исказившееся лицо его походило на уродливую маску ясаула* из кукольного театра "Чадыр Хаяль".

_______________

* Я с а у л - марионетка, грозный начальник полиции, постоянный

персонаж многих пьес узбекского кукольного театра.

- Успокойтесь, - говорил Зуфар, медленно приближаясь. Неодолимая сила влекла его вперед. Вцепиться в горло мерзавца, разделаться с ним! Покончить наконец со всем, что вот уже столько дней давит душу. Он больше не мог. Будь что будет. Он уже не слышал испуганных воплей араба. Он видел, что тот тянется к винтовке. Он медленно шел к юрте, физически ощущая, как ноги его проваливаются в песок, а песок громко хрустит под подошвами сапог.

Он опомнился от звука выстрела, но стрелял не Ибн-Салман. Стреляли где-то за юртами.

Зуфар обернулся. С вершины бархана спускались всадники. По огромным папахам, разнокалиберному оружию, беспорядочному строю Зуфар сразу понял, что это совсем не те, на кого он рассчитывал. В аул въезжали калтаманы. А за ними на верблюдах, лошадях, ишаках женщины с детишками, со всяким скарбом. И первый, кого увидел Зуфар среди всадников, был Эусен Карадашлы, седобородый, согбенный годами, сухой, но полный бодрости.

Он тоже, очевидно, узнал Зуфара, вскинул чуть-чуть седые кустики бровей, но даже не улыбнулся. Невольно Зуфар весь подался вперед. Он даже обрадовался.

Но старик, соскочив совсем по-юношески на песок, быстро прошел к белой юрте и торжественно поклонился Джаббару ибн-Салману.

- Брат, - сказал он важно, - приветствует тебя тот, кто обязан тебе жизнью.

Ибн-Салман гордо вскинул голову, протянул руку Эусену Карадашлы:

- Мир тебе, доблестный вождь! Я рад, что ты исполнил обещание и прибыл в назначенное время на колодцы Джаарджик.

- Туркмен держит слово! Я здесь! И я готов выполнить приказы своего брата.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Земля треснула и вылезла ослиная голова.

П е р с и д с к а я  п о г о в о р к а

Торгую своей честью

У порога своего дешево, будто песком.

Ф е р и д э д д и н  А т т а р

Кругом ходили, глазели. Зуфару казалось, что с него не спускают глаз. Он мог поклясться, что Джаббар, беседуя с главарями калтаманов, несколько раз показал на него взглядом и многозначительно покачал головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1066. Новая история нормандского завоевания
1066. Новая история нормандского завоевания

В истории Англии найдется немного дат, которые сравнились бы по насыщенности событий и их последствиями с 1066 годом, когда изменился сам ход политического развития британских островов и Северной Европы. После смерти англосаксонского короля Эдуарда Исповедника о своих претензиях на трон Англии заявили три человека: англосаксонский эрл Гарольд, норвежский конунг Харальд Суровый и нормандский герцог Вильгельм Завоеватель. В кровопролитной борьбе Гарольд и Харальд погибли, а победу одержал нормандец Вильгельм, получивший прозвище Завоеватель. За следующие двадцать лет Вильгельм изменил политико-социальный облик своего нового королевства, вводя законы и институты по континентальному образцу. Именно этим событиям, которые принято называть «нормандским завоеванием», английский историк Питер Рекс посвятил свою книгу.

Питер Рекс

История
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

История / Образование и наука / Военная история
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / Триллер / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука