Вечное Пламя (ЛП)

– Разве? – Какой бы разумной ни была эта мысль, отказ от привычек, выработанных на протяжении всей жизни, по-прежнему вызывал со стороны Тамары сопротивление. – А я-то надеялась, что уже навсегда распрощалась со всей этой массой.

Патриция приблизила каравай к ее рту.

– Нет, дай-ка я… – сказала Тамара. Она закрыла глаза и представила, как из ее плеч вырастают две руки, но попытка оказалась тщетной.

Смирившись, она позволила Патриции себя покормить. Она потеряла немало плоти, и не могла рассчитывать на то, что сразу же окажется в добром здравии. Но что, если лучше не станет?

– А теперь не хотите увидеть ребенка?

Тамара задумалась. Эта мысль больше не вызывала в ней отторжения, но ведь она даже не сможет взять свою дочь на руки.

– Не знаю.

– Вы уже решили, как ее назовете?

– Пока нет.

– Как насчет Ялды? – предложила Патриция.

Тамара зажужжала, против своей воли, отчего у нее разболелись швы.

– Тебе не хватает мятежей? – С момента запуска еще никто не дерзнул дать своему ребенку имя Ялды. Используй она его для подобной цели, и это стало бы мощнейшей провокацией, на которую они только были способны – не считая рождения самого ребенка.

– Возможно, вам стоит ее вначале увидеть, – решила Патриция. Прежде, чем Тамара успела ответить, она скользнула за занавеску и исчезла в наружной комнате.

Рана Тамары заныла, вызвав в ней некое ощущение преждевременного опасения – как если бы своенравная плоть, причинившая ей столько вреда, по возвращении могла снова разодрать ей кожу. Она была искалечена, она была обессилена, она не была готова

.

Патриция откинула занавеску своей головой: одной рукой она держалась за веревку, а в другой несла ребенка.

– Забрать ее у остальных было не так-то просто, – недовольно сказала она. – Но возможно, вам удастся на какое-то время отвадить конкурентов.

Тамара глазела на ребенка. Ее дочь с некоторым интересом и безо всякого страха глазела на нее в ответ.

– Не очень-то она похожа на древесника, – заметила Патриция.

– Нельзя же получить все сразу, – сказала Тамара.

Патриция подошла ближе. Она положила младенца Тамаре на грудь, но осталась рядом, готовая схватить ребенка, если тот соскользнет. Девочка положила одну руку Тамаре на плечо, а другой потрогала ее лицо.

Почти не раздумывая, Тамара отрастила две руки. Девочку это, похоже сильно удивило, несмотря на то, что совсем недавно этот фокус, скорее всего, удался и ей самой. Она зажужжала и обвила своей рукой руку Тамары.

– Что скажете? – не унималась Патриция.

– Эрминия, – решила Тамара.

– В честь вашей матери? – Обдумав этот выбор, Патриция выразила свое одобрение. – А почему бы и нет? Возможно, вам выпала последняя возможность сделать это, не вызывая никакой путаницы.

– Мне всегда говорили, что материнская плоть дана мне взаймы, – сказала Тамара. Она обвила палец вокруг запястья Эрминии. – Она прекрасна. – Она чувствовала самую обыкновенную нежность, которую в ней мог бы вызвать любой другой ребенок – не больше и не меньше. Смогла бы она научиться оберегать ее столь же ревностно, как любой отец – позволяя вместе с тем плоти Эрминии оставаться собственностью самой Эрминии, а не наследством, переданным ей на ответственное хранение?

– Надеюсь, вы нам ее вернете, – сказала Патриция. – Иначе тетушки и дядюшки снаружи поднимут бунт.

– Думаю, мне надо вернуться ко сну.

Эрминия обнаружила Тамарины швы и пыталась их вскрыть; Патриция наклонилась и бережно сняла ее с матери.

***

– Ей ничего не угрожает? – с тревогой спросила Тамара. Эрминия цеплялась за ее грудь, беспечно сплевывая пищу ей на плечо.

– А разве можно знать это наперед? – без обиняков ответила Аманда. – Может быть, все эти доброжелатели только притворяются, что они на твоей стороне? А может быть, это относится только к некоторым из них. Но уходить тебя никто не заставляет; можешь оставаться здесь вместе со своей дочерью, сколько душе угодно. Если хочешь, я поменяюсь с тобой каютами.

– Если вы выйдете наружу, то по каждую сторону от вас будут люди, которым вы доверяете, – сказала Патриция. – Но если хотите, мы можем пускать сюда свидетелей по одному за раз, а они уже расскажут обо всем своим друзьям. При любом раскладе в день голосования будут и убежденные, и скептики.

– Я не хочу жить здесь, как пленница, – сказала Тамара. Она окинула взглядом комнату, посмотрела на своих друзей, на скучившихся у входа телохранителей. Может статься, что Эрминии опасность будет грозить всю ее жизнь, но самую лучшую защиту она получит после того, как потеряет свою уникальность, а затем и вовсе перестанет быть чем-то необычным. Если на первых порах ей придется сыграть роль своеобразного политического маскота – чтобы у этих перемен появились хоть какие-то шансы воплотиться в жизнь – то планировать иное развитие событий было уже слишком поздно.

Она повернулась к Аманде.

– Спасибо за предложение и за твое гостеприимство. Но я думаю, мне пора возвращаться домой.