Вечность

Ни на миг не переставая бить по струнам, хотя сам сейчас петь был не способен, я подошел к ванне, остановился перед ней и заглянул внутрь. Какое-то время она была самым обыкновенным, ничуть не примечательным предметом, пустой емкостью, ждущей заполнения.

Потом у меня зазвенело в ушах.

Перед глазами встало лицо матери.

Не могу.

Пальцы нащупали струну «соль» и без моего участия принялись играть все возможные вариации аккорда, все песни, которые они способны были сыграть, пока мои мысли были заняты другим. Песни, которые были частью чего-то большего, нежели я сам, частью какого-то бесконечного источника радости, прикоснуться к которому мог кто угодно.

Я заколебался. Стены давили на меня, дверь, казалось, осталась далеко позади.

Я встал в ванну; подошвы ботинок со скрипом скользнули по сухой поверхности. Сердце гулко заколотилось в груди. В голове с гудением роились пчелы. За один миг я прожил тысячу разных мгновений: мгновения, когда меня полоснули по венам бритвой, мгновения, когда моя жизнь утекала вместе с водой в сточную трубу, мгновения, когда чужие руки заталкивали меня под воду. Но в тот же миг Грейс поддерживала мою голову над поверхностью воды, голос Грейс просил меня прийти в себя, Грейс держала мою руку.

А важнее всего был вот этот самый миг. Миг, когда я, Сэм Рот, пришел сюда по своей собственной ноле, вооруженный музыкой, сильный, наконец-то сильный.

Рильке писал:

Ведь среди зим есть бесконечная однаЧто, перезимовав, придется сердцу пережить.

Час спустя Коул нашел меня сидящим по-турецки в пустой ванне. Я снова и снова играл аккорд соль мажор и распевал песню, которой не пел никогда прежде.

29

СЭМ

разбуди меня

разбуди меня, ты сказалано я тоже спали видел сныно теперь я пробуждаюсьвсе еще пробуждаюсья вижу солнце

30

ГРЭЙС

Я вздрогнула, просыпаясь, и резко открыла глаза.

В комнате было темно и тихо, и я была уверена, что только что спала. Так, может быть, мне только снилось, что кто-то стоит у моей постели?

— Сэм? — прошептала я, думая, что заснула всего несколько минут назад, и это он разбудил меня, когда пришел ложиться.

Сэм невнятно пробормотал что-то во сне. Я только сейчас поняла, что все это время меня грело не одеяло, а Сэм под боком. В обычных обстоятельствах этот маленький подарок — его близость — сначала заставил бы мое сердце учащенно забиться, а потом снова убаюкал, но сейчас я была совершенно уверена, что кто-то миг назад стоял у моей кровати, и поэтому, обнаружив Сэма дрыхнущим без задних ног рядом со мной, испугалась еще больше. Полоски у меня на загривке встали дыбом. Мало-помалу глаза привыкли к темноте, и я различила под потолком бумажных журавликов — они колыхались и подрагивали на своих ниточках, приводимые в движение невидимым ветром.

Я услышала какой-то звук.

Его нельзя было назвать грохотом. Это был прерванный грохот, как будто что-то свалилось, но было поймано. Я затаила дыхание и прислушалась — шум донесся откуда-то снизу, — и была вознаграждена еще одним приглушенным ударом. В гостиной? Или это на заднем дворе что-то упало?

— Сэм, проснись, — с тревогой позвала я и, обернувшись, вздрогнула. В темноте поблескивали глаза Сэма: он не спал и молча прислушивался. Как я.

— Ты слышал? — прошептала я.

Он кивнул. Я не столько увидела его кивок, сколько услышала шуршание волос по подушке.

— В гараже? — предположила я. Он снова кивнул.

Новая приглушенная возня подтвердила мое предположение. Мы с Сэмом выскочили из постели; оба до сих пор были в той одежде, в какой ездили смотреть северное сияние. Сэм спустился по лестнице и двинулся по коридору; я шла за ним и поэтому первой увидела, как из нижней спальни появился Коул. Волосы у него торчали, как колючки у кактуса. Я и раньше не думала, что он тратит на придание им такого вида какое-то время — не хватало еще, чтобы беспечные рок-звезды прилагали усилия, чтобы выглядеть как беспечные рок-звезды, — но теперь мне стало совершенно очевидно: стоять торчком — их естественное состояние и ему приходится прилагать усилия для их укрощения. На нем были одни только спортивные штаны. Вид у него был скорее раздраженный, чем встревоженный.

— Что за чертовщина? — негромко произнес он низким спросонья голосом.

Какое-то время мы все втроем стояли босиком и прислушивались. Все было тихо. Сэм провел рукой по волосам, забавно взъерошив их. Коул прижал палец к губам и махнул в сторону кухни, откуда был проход в гараж. Если не шуметь, там все еще была слышна какая-то возня.

Коул вооружился шваброй, которая стояла за холодильником. Я выбрала нож из подставки на кухонном столе. Сэм покосился на нас и отправился и гараж с голыми руками.