Вечность Эллы и Миши

— Он вынуждает тебя странно одеваться.

— Ну, я одеваюсь моложе, — она поднимает подбородок с уверенностью. — Я потеряла большую часть своей молодости и, если я хочу сейчас развлекаться, то я могу это делать.

— Потому что у тебя был я? — я краду у неё пачку чипсов. — Или из-за папы?

Она качает головой, пока я открываю пачку.

— Нет, ты был лучшим, что случалось со мной. Я потеряла молодость из-за своего выбора, но сейчас я бы хотела получить немного молодости обратно и чуть-чуть развлечься.

Я бросаю взгляд на Томаса, который смеется над чем-то по телевизору.

— С ним?

Она закрывает шкафчик.

— С ним.

Я хватаю горсть чипсов, мусоря на полу.

— Хорошо, если это то, чего ты хочешь сейчас, тогда я отступаю, — я хрущу костяшками пальцев. — Но если он обидит тебя, я дам ему по морде.

Она ерошит мои волосы, будто я все ещё ребенок, потом достает из холодильника две бутылки пива и идет в гостиную.

— И если ты хочешь помириться с Эллой, ты должен знать, что я только что видела, как она забиралась в свой дом через окно.

Я собираю чипсы, которые уронил на пол.

— Как ты узнала, что мы поссорились?

Она смеется.

— Милый, когда вы двое соритесь, весь мир знает.

— Я не имею понятия, что она имеет в виду, но я надеваю куртку и выхожу наружу в леденящий холод.

Снег падает с неба и укрывает землю, когда я подхожу к металлическому забору. Металл замораживает мои ладони, когда я перепрыгиваю через него и стучу в заднюю дверь.

После двух стуков Лила открыла. Она была в розовых сапогах с мехом поверху, пальто, шляпе и шарфе.

— Да?

— Холодно? — шучу я, пытаясь поднять настроение, но она только хмурится. — Прости, не лучшее время для шуток, да?

Она складывает руки, её синие глаза очень недоброжелательны.

— Ты знаешь, как долго я подстрекала её довериться тебе – говорила, как сильно ты любишь её и никогда не обидишь? Ты разрушил ее, и я выгляжу, как лгунья.

— Я собираюсь исправить это, — настаиваю я, подступая к порогу, надеясь, что она отступит и впустит меня.

Она остается на месте, блокируя проход.

— Перед тем как я впущу тебя, ты должен пообещать, что больше не будешь пить, когда ты расстроен и больше не будешь причинять ей боль. Клянусь Богом, если ты продолжить делать ей больно, я вырву серьгу из твоей губы.

Я кладу руку на рот, чтобы защитить свои губы.

— Я обещаю, больше никогда.

Она отступает, чтобы впустить меня и закрывает за нами дверь.

— Она наверху в своей комнате.

Я направляюсь к лестнице.

— Знаешь, Лила, а ты твердый орешек. Не многие люди насмелятся угрожать кольцу в губе.

— Ну, я не большинство, — выкрикивает она. — Элла моя лучшая подруга и ей нужна защита. Обычно это делаешь ты, но в этот раз она нуждается в ней из-за тебя.

Я оставляю её в кухне и поднимаюсь по лестнице. В доме холодно, и звук музыки плывет по воздуху: «One Thing» в исполнении «Finger Eleven». Дверь в ванную, где умерла её мама, широко открыта, и там что-то цветное по всему кафелю.

— Элла, — говорю я, идя к двери. — Ты здесь?

Она выходит из своей комнаты с полной рукой маркеров и её глаза расширяются, когда она видит меня.

— Как ты попал внутрь?

— Лила впустила меня, —объясняю я, мое дыхание замерзает передо мной. — Ты не включила отопление?

Она качает головой и проходит мимо меня по направлению к ванной. Она одета в кожаную куртку и перчатки без пальцев. Когда она достигает ванной, она приседает и рисует что-то на полу.

Я осторожно приближаюсь, зная, что это должно быть чем-то важным.

— Милая девочка, что ты делаешь?

Она рисует черную линию вдоль плитки.

— Я делаю святилище… И не называй меня милой девочкой, пожалуйста.

Я приседаю позади неё и задерживаю дыхание, когда кладу руки ей на плечи. Она не сбрасывает их, но напрягается под моим прикосновением.

— Ты не представляешь, как сильно я сожалею.

Она рисует круг вокруг женщины с крыльями и кексом в руке.

— Тебе незачем сожалеть. Никто не злится на тебя.

Моя бровь заламывается в недоумении.

— Тогда что не так?

Она закрашивает глаз ангела и потом закрашивает огонек на свечке в кексе.

— Что я была права – насчет всего.

Я сдвигаю её волосы на одну сторону, когда она пишет: « Я люблю тебя»под ногами ангела.

— Права на счет чего?

Она пишет: « Я люблю тебя, мама, и счастливого запоздалого дня рождения».Закрывая маркер, она встает и разворачивается ко мне лицом.

— Что я разрушаю тебя.

Мои глаза резко расширяются, когда она протискивается мимо меня и идет в спальню. Это было совсем не то, чего я ожидал.

Я догоняю её как раз тогда, когда она собирается закрыть дверь и выставляю руку, открывая дверь.

— Ты не разрушаешь меня, Элла Мэй. Как ты вообще могла о таком подумать?

— Я думаю, потому что это, правда, — она швыряет маркеры на тумбочку. — Мои проблемы разрушают тебя, так или иначе.

Я прикусываю губу, работая над сохранением ровного голоса.

— Ты знаешь, так же как и я, что когда люди пьяны, они говорят обидные вещи, которые не имею в виду.

Она тяжело сглатывает.

— Но иногда они имеют это в виду.