Адамберг бесшумно толкнул дверь. Он солгал почтенным нормандцам. Сопровождал — да, из вежливости — да, но лишь для того, чтобы посидеть с ребенком, пока Камилла будет играть на альте. Их последний разрыв — пятый или седьмой, он уже им счет потерял, привел к неожиданной катастрофе: Камилла безнадежно превратилась в его подругу. Рассеянная, улыбчивая, сердечная, родная — но подруга, во всем отчаянно трагическом смысле этого слова. Это ее новое качество сбивало с толку Адамберга, он пытался обнаружить трещину и вытащить наружу чувство, бьющееся под маской непринужденности, как краб под камнем. Но Камилла, судя по всему, и впрямь ушла на дно, забыв былые ссоры. «А, — сказал он себе, поприветствовав ее вежливым поцелуем, — пытаться вовлечь усталую подругу в новое любовное приключение — задача, увы, непосильная». Поэтому, недоумевая, но покорившись судьбе, он сосредоточился на своей новой роли отца. Будучи новичком в этой области, Адамберг честно пытался втолковать себе, что данный младенец приходится ему сыном. Ему казалось, что это стоило бы ему таких же усилий, найди он мальчика под забором.
— Он не спит, — сказала Камилла, надевая черный концертный пиджак.
— Мы почитаем сказку. Книжку я принес.
Адамберг вытащил из сумки здоровенный том. Его четвертая сестра явно считала своим долгом повышать культурный уровень брата и усложнять ему жизнь. Она подсунула ему четырехсотстраничный труд о пиренейской архитектуре, которая была ему до лампочки, велев изучить его и высказать свое мнение. А если уж кого Адамберг и слушался, так это своих сестер.
— «Строительство в Беарне, — прочел он. — Традиционные строительные технологии XII—XIX вв.».
Камилла улыбнулась, пожав плечами с легкостью верного друга. Главное, чтобы ребенок заснул, — в этом она полностью полагалась на Адамберга, а до его странностей ей не было дела. Ее мысли сосредоточены были на вечернем концерте — этим чудом она наверняка обязана Йоланде, выпросившей его у Могучих.
— Ему понравится, — сказал Адамберг.
— Да ради бога.
Ни упрека, ни насмешки. Белоснежное небытие настоящего товарищества.
Оставшись в одиночестве, Адамберг принялся изучать своего сына, который смотрел на него с важным видом, если вообще можно было употреблять это слово применительно к девятимесячному младенцу. Сосредоточенность ребенка на неизвестно каком, ином пространстве, его безразличие к мелким неприятностям, более того, невозмутимость и отсутствие всяких желаний тревожили Адамберга — слишком уж он узнавал в нем себя. Уже не говоря о густых бровях, носе, который явно собирался стать крупным, и лице, таком, мягко говоря, незаурядном, что ему запросто можно было дать на два года больше. Тома Адамберг пошел в отца, чего комиссар вовсе ему не желал. Правда, благодаря этому сходству до комиссара начало доходить — по капельке, по крохам, — что этот ребенок — плоть от плоти его.
Адамберг открыл книгу на заложенной билетиком странице. Обычно он их просто загибал, но это произведение сестра велела пощадить.
— Том, слушай внимательно, мы сейчас вместе будем повышать свой культурный уровень, и деться нам некуда. Помнишь, что я тебе читал про фасады, обращенные на север? Ты все усвоил? Слушай дальше.
Невозмутимый Тома смотрел на отца внимательно и безучастно.
— «Широкое использование речной гальки при сооружении низких стен в сочетании с конструктивным подходом применительно к наличию местных ресурсов представляет собой систематическое, хотя и не повсеместное явление». — Нравится, Том? — «Привнесение в подавляющее число этих стенок кладки в стиле opus piscatum, имитирующем узор листа папоротника или рыбьего хребта, отвечает потребности компенсировать, с одной стороны, незначительные размеры элементов строительного материала, с другой — низкую связующую способность порошкообразного строительного раствора».
Адамберг отложил книгу, встретившись глазами с сыном.
— Понятия не имею, что такое opus spicatum, и мне плевать, сын мой. Тебе тоже. Так что по этому вопросу у нас разногласий нет. Но я тебе объясню, как решать такого рода проблемы, поскольку ты наверняка еще с ними столкнешься. Что делать, когда ничего не понимаешь. Учись, пока я жив.
Адамберг достал мобильный телефон и набрал номер под рассеянным взглядом сына.
— Ты звонишь Данглару, — пояснил он. — Вот и все. Запомни это и имей всегда при себе его телефон. Все проблемы такого рода он решит тебе в одну секунду. Сейчас увидишь, следи внимательно.
— Данглар? Адамберг. Извините, что побеспокоил, но малыш тут запнулся на одном слове, и ему нужны разъяснения.
— Давайте, — сказал Данглар устало. Он привык соответствовать неожиданным закидонам комиссара и смирился со своей негласной ролью.
— Opus spicatum. Он интересуется, что бы это могло значить.
— Как же. Ему девять месяцев, черт возьми.
— Я не шучу, капитан. Он правда интересуется.
— Майор, — возразил Данглар.
— Скажите, Данглар, вы долго меня будет доставать своим званием? Майор, капитан, нам-то что? И вопрос не в этом. А в opus spicatum.
— Piscatum, — поправил Данглар.