- Ну продашь ты свой дом в Доминикане, сколько выручишь? Копейки. А жить-то вам где-то нужно, когда всё закончится!
- Не известно, КАК ещё всё это закончится. Ева подавлена, как будто всё решила для себя. А без неё эти дома мне не нужны.
- Во-первых, никогда! Слышишь? Ни на секунду не переставай верить, что это - временная трудность. Испытание, беда, с которой вы вместе справитесь. Во-вторых, о каких домах ещё ты говоришь?
- О родительском. Доминиканский ничего не стоит, но родительский и Евин – растут в цене.
- Вот именно! Сейчас не время продавать. Это было бы глупейшим решением! Но не это главное: я бы никогда не продал родительский дом, если бы мог им распоряжаться. Но меня в шесть лет никто не спрашивал!
- Не продал бы? Не верю! Если бы в ситуации, подобной нашей, не дай Бог, оказалась твоя Лера, ты бы себя продал, не только свои дома! – спорю.
Алекс вздыхает и, помолчав, совершает последнюю попытку:
- Я понял тебя. Но просто послушай: я хочу помочь этой девочке. И не потому, что она твоя сестра… жена, любимая, нет, не поэтому. Я могу это сделать, и я хочу это сделать. Больше того: мне это ничего не стоит! Подумай, каким стрессом будет для неё новость, что всё, что у вас было, ушло на её лечение?
- Да, ты прав. Но придётся пережить. У меня ещё есть три ресторана в Ванкувере, голодать не будем.
- Голодать не будете, это так, но ресторанный бизнес сейчас не тот, что прежде. Сам знаешь. Моя команда выкупила два заведения у твоей бывшей жены – кандидаты на банкротство. Люди стали лениться, заказывают еду на дом, ты посмотри, компании доставки растут как грибы после дождя!
- Алекс, я не возьму твои деньги.
- Давай так: сейчас мы оставим этот вопрос. Мои фонды уже оплатили всё, что нужно, тебе ни о чём не надо беспокоиться. И чтобы ты не чувствовал себя должником, давай просто договоримся, что ты снимешь для меня хороший фильм. По книге моей жены, - подмигивает.
Не могу не улыбнуться:
- Алекс, я…
- Иди к своей женщине. Успокой, поддержки и не оставляй. Будь с ней. Придёт время, поговорим обо всём ещё раз. Да! Кстати… я свою версию пишу.
Мне кажется, или этот человеческий великан засмущался?
- Я знаю, - улыбаюсь. – Лера мне говорила.
- Ну вот… Я хочу хорошее кино, понимаешь? Очень хорошее! Не для рейтингов и продаж, а во имя смысла.
С этими словами он уходит, заглянув ещё раз к Еве. О чём они говорят, я не знаю: Алекс попросил несколько минут наедине. Этот парень не просто успешный бизнесмен - он умеет чувствовать людей, особенно женщин. Но не всех к себе подпускает, далеко не всех - в последнее время таких счастливчиков единицы. Люди любят сплетничать о нём, много говорят, много придумывают. Я никогда их не слушал, потому что имел редкую возможность знать его лично: это самый достойный человек и мужчина из всех, кого я встречал в жизни. И он целиком и полностью зависим от любимой женщины – Валерии, водрузил её на алтарь своей жизни, и, не боясь осуждения, молится. Об этом знают все. А он знает, кому молюсь я, поэтому, отложив дела и семейные заботы, приехал сюда.
Еве предложили лечение по «стандартной» схеме: химиотерапия и последующая операция по удалению опухоли.
- У меня выпадут волосы? – первое, что её интересует.
- Да, на время, - отвечает врач.
Её глаза наполняются слезами, и она бросает один короткий, но о многом говорящий взгляд. Я не успеваю ответить, вовремя найти те самые «правильные слова», и вместо меня это делает Алекс.
- Лера видела меня не только без волос, но и в крайней степени истощения и бессилия. Ты заметила, как она смотрит на меня теперь?
Ева кивает, аккуратно вытирая слёзы безымянным пальцем.
- Поверь, до болезни она ТАК никогда на меня не смотрела. Теперь я для неё не «красавчик Алекс» как прежде, а «дорогой Алекс», - он обнимает её за плечи, мягко поглаживая, успокаивая.
Они обмениваются взглядами, и я замечаю, как Ева на него смотрит: как на отца. И он видит в ней ребёнка, пусть не своего, но такого, которому нужна любовь и поддержка:
- Тебе не стоит об этом беспокоиться. Тебе вообще ни о чём не нужно сейчас переживать: Дамиен всё сделает как нужно, врачи тоже, это я тебе обещаю. А ты просто выдохни, расслабься и доверься нам, поняла?
Ева снова кивает, но теперь уже улыбается. Правда, сквозь слёзы.
- Эта болезнь отпускает, но только тех, кто по-настоящему хочет вырваться. Кого любят и кого держат. А тебя очень крепко держат, причём обеими руками и не только ими. Помнишь, что я тебе говорил?
- Да…- снова кивает.
И тут Алекс совершает жест, от которого у меня самого наворачиваются слёзы: кладёт свою ладонь Еве на затылок и, притянув к себе, целует в лоб. Долго и с чувством, как если бы целовал кого-нибудь из своих детей.
- Всё будет хорошо. Всё будет хорошо,– шёпотом повторяет мантру.
За все годы я ни разу не видел, чтобы мой отец, который всегда был и отцом Евы тоже, делал что-нибудь подобное. Видит Бог, ей это было нужно.