Стояло начало октября. Погода уже осенняя, но еще было тепло. Он подхватил тело жены, стараясь повернуть его так, чтобы скрыть разбитый висок. Положил труп около входной двери, затем достал из бара бутылку водки и щедро вылил содержимое на жену. Аромат тот, что надо. За версту разит. Пришлось взять другое манто, так как прежнее оказалось испачкано в крови.
– Машину через десять минут, – приказал он в трубку шоферу. – Я сам поведу. Мы с женой едем на дачу.
Самый сложный момент – это вынести тело так, чтобы никто не заподозрил неладное. Генрих утешил себя тем, что все же в высотке, где он проживал, далеко не каждый день через парадное выносят трупы.
Поэтому, когда консьержка бросилась ему на помощь, он только пробормотал сквозь зубы, что и сам все сделает. Понимающе улыбнувшись, дама заметила:
– Ну да, конечно, самое время на свежий воздух. Хороших выходных, Генрих Ромуальдович.
Пристрастие Зои к крепким спиртным напиткам ни для кого не было тайной. Генрих бережно положил тело на заднее сиденье. Шофер вручил ему ключи. Генрих редко самостоятельно водил автомобиль, но никаких вопросов не последовало.
– Всего хорошего, – пожелал ему шофер. Кузнецов ничего не ответил. До дачи, расположенной в элитном поселке, они добрались без происшествий. Его машину никогда не останавливали – министр Щелоков лично поблагодарил Генриха за оказанные его семейству услуги.
От соседей – маршала авиации и композитора-эстрадника – их трехэтажный деревянный коттедж был отгорожен надежной и высокой стеной. Генрих выволок Зою, загнал автомобиль в гараж. Он решил, что зароет тело на даче. Никто и никогда не узнает, что с ней произошло. Для всех она исчезнет. Такое бывает.
Пришлось потрудиться. Генрих давно не занимался физическим трудом. Ныла поясница, на руках от усердного копания глинистой земли, пропитавшейся влагой от недавнего дождя, повыскакивали волдыри. Генрих не обращал внимания на такие мелочи.
Когда могила глубиной в полтора метра была готова (он вырыл ее около самого дома, там, где никогда ничего не сажают), Генрих спихнул в яму тело жены вниз лицом.
К своему величайшему ужасу, он услышал легкий стон. Зоя была жива! Все эти часы, которые он провел в дикой панике, она была жива!
Генрих вытащил ее из ямы. Так и есть, пульс прощупывается. Ее можно спасти. Скорее всего, она находится в коме. Но что это даст? Кузнецов снова повалил Зою в яму. Туда же полетело и манто.
Стараясь не смотреть вниз, он закидал могилу землей, плотно ее утрамбовал и отправился в дом. Теперь-то Зоя наверняка мертва. Он убил ее. На этот раз никаких сомнений быть не может.
Страх отступил. Кузнецов почувствовал облегчение. Ему было не жалко жену. Она сама виновата в том, что произошло. Остаток ночи он занимался тем, что приводил в порядок одежду, мыл машину. Субботним утром вернулся в Москву. Как Генрих и предполагал, дежурила другая консьержка. Он остановился, поболтал с ней и упомянул в том числе, что Зоя Андреевна уехала в Гагры.
– На отдых, недели на две, – такую версию он распространил и среди многочисленных знакомых и клиентов. Генрих говорил об этом так убежденно, что ему казалось – Зоя на самом деле уехала на курорт. Однако нет, он знал: его жена, убитая им самим, лежит в могиле на даче.
Он сам забил тревогу и, как любящий супруг, поднял на ноги своих знакомых из МВД. Не составило труда выяснить, что Зоя не появлялась в Гаграх. Затем Генрих заявил о пропаже из домашнего сейфа большой суммы наличности и драгоценностей.
– Генрих Ромуальдович, – сказал ему знакомый заместитель Генерального прокурора, – вы считаете, что нам все еще необходимо искать вашу жену? Она расслабляется где-нибудь с молодым любовником. Такое ведь возможно?
Кузнецов не исключал этого. Вскоре кто-то кому-то сказал, что видел Зою, ужасно помолодевшую и постройневшую, на Кавказе в объятиях знойного горца, другие клялись, что встречали ее в Праге.
Генрих-то знал, что это всего лишь их буйное воображение. Он специально ездил на дачу и убедился, что место захоронения не тронуто. Ему по ночам стало казаться, что в коридоре кто-то ходит и, задыхаясь, сипит. Пришлось сменить квартиру и обратиться к психоаналитику.
Но это было не самым страшным. Удар пришел совсем с другой стороны. Генрих полностью потерял свой дар. Он утратил все феноменальные способности, превратился в рядового человека. Больше никаких видений, только кошмарные – примерно раз в месяц – сны, в которых Зоя, окровавленная и перепачканная, выбирается из ямы и двигается на него, а он, обливаясь холодным потом, не может тронуться с места и покорно ждет расплаты за злодеяние.
Генрих едва не сошел с ума. Он быстро женился вновь на глупенькой актриске, ужасно симпатичной, которая его боготворила. Ему требовалось присутствие человека в пустынной квартире, чтобы не слышать шагов и хрипов по ночам.
Сложнее было с восстановлением дара. Мать словно что-то знала. Она никогда не говорила с ним о Зое, а только как-то обмолвилась: