Вечный человек

Но на этот раз Кимов принялся пересказывать «Одиссею» Гомера. Преимущество было в том, что о славных похождениях Одиссея и его товарищей можно говорить полным голосом, не навлекая на себя подозрений в патриотизме. Когда Кимов повел рассказ о том, как герой древней Эллады перехитрил кровожадных чудовищ Сциллу и Харибду, из темноты вдруг раздался чей-то голос:

— Ты, друг, рассказывать-то рассказывай, да не хитри лишнего. При чем тут древние греки? Такие штуки мог отмочить только русский человек.

Кимов радостно усмехнулся: «Понимают ребята!»

Однажды к Кимову подошел незнакомый лагерник. Он заметно хромал, на лице отчетливо выделялся шрам от ранения.

— Ты хорошо знаешь историю партии? — напрямик спросил он.

Кимов насторожился, на всякий случай ответил уклончиво: дескать, знаю, сколько положено знать любому грамотному человеку. Но вскоре он убедился, что Хромой — свой человек.

Хромой попросил Кимова изложить вкратце на бумаге те главы истории партии, где говорилось о победе Октябрьской революции и упрочении советской власти.

Опять Кимов насторожился: одно дело просто рассказывать, другое — писать на бумаге. Вещественное доказательство — наиболее опасно!

— Об этом никто не будет знать, — успокоил Хромой. — Карандаш и бумагу дадим.

На следующий же день Кимову вручили справку об освобождении от работы по состоянию здоровья. Сергей Шведов — так звали Хромого — принес ему карандаш и бумагу, а староста блока запер его на ключ в своей штубе. Кимов остался один и записывал краткое изложение октябрьских событий до тех пор, пока не онемела рука.

Подпольщики стали давать ему и другие задания. Но эсэсовцы обратили внимание на то, что он систематически не выходит на работу. Тогда друзья отвели Кимова в ревир и положили в хирургическую палату. Врач поставил диагноз: «Вывих правой ноги». Со временем подпольная организация устроила его на работу в команду по уборке территории лагеря. Теперь у Кимова была возможность свободно передвигаться по лагерю. «Да ведь это не человек, а счастливая находка!»— подумал Назимов, когда узнал о привилегиях Кимова.

Таким был Николай Кимов, которого Назимов сперва счел за неженку.

И все же Кимов очень неохотно рассказывал о себе. Он становился словоохотливым лишь в том случае, когда речь заходила о его семье, о детях. Жена его Полина тоже была учительницей, преподавала русский язык. У них было двое детей — сын Володя и дочка Галя. В начале июня сорок первого года Полина, оставив детей у родственников, приехала к мужу в Брест, намереваясь провести с ним свое каникулярное время. Они сняли комнату в селе Волынке, совсем недалеко от границы.

Последний раз Кимов говорил с женой в полдень 21 июня. Он сказал ей, что взял на двадцать третье билеты в Брестский театр: «Вот вернусь с тактических учений и — прямо в театр…

— Не знаю, жива ли сейчас Полина. Не знаю, где и с кем дети, — тяжело вздохнул Кимов. — Пока не подал в плен, я писал жене письма по разным адресам. И ни разу не получил ответа. Беда еще в том, что Кардымовский район Смоленской области, где у родственников находились наши дети, захвачен гитлеровцами…

Теперь Назимов пришел к твердому убеждению: этому человеку можно вполне довериться. Настало время поговорить откровенно. Он спросил, что хотел бы делать Николай в дальнейшем.

Кимов сказал, точно отрубил:

— Что прикажут старшие товарищи, то и буду выполнять беспрекословно.

Назимову понравилось, что Николай не выставил никаких условий.

— Хорошо, — сказал Баки, — слушай… Для первого случая найдутся ли у тебя в лагере трое друзей, на которых можно безоговорочно положиться, как на самого себя? Трех — больше пока не надо. Обязательное условие: они должны быть командирами Советской Армии.

— Понимаю.

— Когда подберешь людей, сообщишь мне. Кто тебе поручил это дело, никому, конечно, не скажешь. Об этом знаем только мы с тобой. Вообще — будь как можно осторожнее. Если человек внушает хоть малейшие подозрения, отходи в сторону.

Прощаясь, Кимов шутливо напомнил:

— Я же говорил, что ты не только в карман, но еще глубже намереваешься залезть. Чего же так долго ходил вокруг да около?

Назимов сдержанно улыбнулся:

— А как же иначе? На лбу-то у тебя не написано, кто ты такой. И тебе рекомендую не меньшую осторожность.

«Что нужно этому Поцелуйкину?»

Порой бывает так: ты увлеченно и безостановочно шагаешь вперед — вдруг падаешь, споткнувшись о камень, попавшийся под ноги. Нечто подобное произошло и с Назимовым. Только было он со свойственной ему горячностью развернул вербовку бойцов бригады, как новый недуг неожиданно свалил его с ног. Болезнь показалась ему «внезапной». На самом деле он, как и подавляющее большинство узников, постоянно испытывал недомогание и держался только благодаря нервному напряжению.