Вечный юноша

— Погодите, покончим с немцами, повернем штыки на Петроград! — и с глубоким возмущением рассказывал, какие безобразия творятся на верхах, в каком положении, благодаря глупости и преступлениям царя и правительства, находится фронт.

Были это 15–16 годы. Войска оставались без боеприпасов и продовольствия, а в тылу творилась вакханалия.

— Всю эту придворную камарилью во главе с царем — сметем с лица земли, — гремел дядя Коля. Именовал он себя социалистом, но, думаю, ни в какой партии не состоял.

Примыкал ли он по своим взглядам к эс-эрам, меньшевикам или большевикам — разобраться мне в ту пору было совершенно невозможно, потому что об этих делах не имел я ни малейшего представления. Но, во всяком случае, в дальнейших действиях своих дядя Коля был последователен. Он принял не только Февральскую революцию, но принял и Октябрьскую.

На фронте солдаты охотно выбирали его председателем фронтовых комитетов — видел я эти групповые фотографии — был он один из немногочисленных старших кадровых офицеров, отдавших свои силы, опыт и знания для создания Красной Армии.

И во время гражданской войны заведовал он артиллерийским снабжением всего Восточного фронта против Колчака.

«Погорел» он, как теперь говорят, с отстранением Троцкого, уже после гражданской войны.

Дядя ушел из армии, поселился в Москве и, кажется, работал бухгалтером. Когда после его смерти я встретился в Москве с вдовой его сына Михаила, она мне кое-что успела рассказать о последних днях его жизни. Она меня уверяла, что у него был тяжелый характер — жили они в одной комнате — тетя Вера уже умерла — дядя и Миша с женой. Молодые спали за занавеской, а дядя Коля, сидя на диване «всю ночь», читал и, следовательно, «всю ночь» жег свет. Молодых это, конечно, мало устраивало.

И еще она мне сказала:

— Любил он говорить, что много сил и трудов положил для установления и укрепления Советской власти.

Тетрадь III, 1960 г.

1.

Общеизвестна своеобразная «полемика» Тютчева с Цицероном.

Но само по себе стихотворение столь великолепно, что я позволю себе прочитать.

Оратор римский говорилСредь бурь гражданских и тревоги:«Я поздно встал — и на дорогеЗастигнут ночью Рима был!»

И Тютчев отвечает:

Так! но, прощаясь с римской славой,С Капиталийской высотыВо всем величье видел ты,Закат звезды ее кровавой!..

И заключает:

Счастлив, кто посетил сей мирВ его минуты роковые —Его призвали всеблагие,Как собеседника на пир;Он их высоких зрелищ, зритель,

Он в их, совет допущен былИ заживо, как небожитель,Из чаши их бессмертье пил!

Сам Тютчев прожил довольно благополучную и мирную жизнь, достаточно далеко «от бурь гражданских и тревоги», хотя мальчиком был свидетелем Отечественной войны 1812 года, а незадолго до смерти — Парижской Коммуны.

На долю поколения, которое пришло в мир на рубеже XIX и XX вв., выпала очень трудная юность. К этому поколению принадлежит Лев Ал. Майданович (известный казахстанский ученый— Н.Ч.).

Оно-то в полной мере «посетило сей мир в его минуты роковые», и думается, несколько объелось на божественном пиру — столько на его голову свалилось ««высоких зрелищ».

Это поколение в 17–18 лет было свидетелем величайшей социальной революции, в «10 дней потрясшей мир».

Но в то же время на головы их с катастрофическим грохотом рухнул старый мир.

И в этом грохоте, пыли и обломках, я прямо скажу, людям политически не подготовленным и не принадлежащим к победоносно выходившему на авансцену истории рабочему классу или крестьянству — делавшему эту «свою» революцию, было весьма нелегко разобраться в происходящих событиях и выбрать правильный путь.

Многие пошли по линии наименьшего сопротивления, т. е. их сознание продолжало определяться той средой, в которой они выросли и к которой принадлежали — другими словами, бытием своего класса.

И немудрено, что гибель своего класса, гибель старого мира, они готовы были принять за гибель России вообще.

Немудрено, что среди мусора и «обломков самовластья» они не смогли разглядеть того, что почти за целое столетие разглядел во мгле истории гений Пушкина:

Товарищ, верь, взойдет она,Звезда пленительного счастья.

В результате всего этого известное количество русских людей оказалось за пределами Родины.

Конечно, не следует принимать в расчет тех «недорезанных буржуев», которые спасали свою шкуру и туго набитый кошель.

Для этих людей, обычно, «своей страной» является страна, в банках которой лежит их основной, «текущий счет».