Вечный колокол

Он бы и сам с удовольствием отыскал избранного из избранных. И, наверное, не стал бы дожидаться, когда однорукий кудесник соизволит явиться в Новгород, - наивная уверенность в силе собственной ненависти показалась Младу смешной, но имеющей право на существование.

Третий штурм южной стены ландмаршал предпринял только через две недели после второго и начал его неожиданно - незадолго до полудня, когда по-весеннему яркое солнце светило в глаза защитникам крепости. Обстрел стен был коротким, малозначительным и продолжался, пока кнехты не подошли к стенам вплотную: пороха ландмаршалу не хватало, и на этот раз он не трогал стен - бил только по воротам Свинорской башни. Обитые полувершковой броней, ворота из вековых дубов шатались, но стояли…

Ополчение не успело даже построиться - никто не ждал нападения. Едва натянув доспехи, новгородцы бежали на стены, за которыми вырастали осадные башни, - псковским пушкам тоже требовался порох, который не так быстро могли подвезти из крома.

Сотня Млада оказалась на стене между Свинорской и Полевой башнями позже остальных: Тихомиров поставил студентов держать оборону возле спуска со стены.

Кнехты лезли и лезли по стенам, точно тараканы… В них стреляли из луков, их бросали вниз вместе с лестницами, их поливали горящей смолой, поджигали осадные башни, но на место одного побежденного немедленно вставали двое - как срубленные головы сказочного змея. В глазах рябило от начищенных до блеска разномастных доспехов, и солнце слепило глаза…

Треснули ворота, недобитые из пушек, - их проломили тараном, - и отборный полк ландскнехтов хлынул в захаб.

На стенах становилось все тесней - они перли, словно вода через край запруды. И не было силы, чтобы остановить этот бесконечный поток. Новгородцы падали со стен под напором кнехтов, ломая ограждения, и вскоре некому стало бросать лестницы вниз и лить смолу на головы врага.

- Вниз! Отводите своих вниз! - крикнул Тихомиров сотникам.

Легко сказать! Не прыгать же им с трехсаженной стены!

- Отходите к лестнице! - велел Млад своим. - Я прикрою! Отходите, я сказал!

Отходили медленно. Трое из сотни Млада упали со стены, прежде чем ему удалось встать так, чтобы освободить проход студентам и перекрыть его врагам. Он рубил мечом из последних сил, загораживал дорогу щитом и чувствовал: еще один шаг назад, еще один ощутимый толчок - и он полетит по лестнице спиной вниз. Отец был, как всегда, прав: удар шестопером в голову не прошел даром. Младу нужна была передышка - хотя бы перехватить поудобней меч. Но ни о какой передышке и речи быть не могло: кнехты напирали, размахивая алебардами, щит трещал, с меча слетали колкие искры - ломались короткие древки, на плоских острых лезвиях оставались глубокие зазубрины.

- Мстиславич, я помогу! - рядом встал Ширяй, принимая на щит удар, предназначенный Младу.

- Опять? Спускайся вниз! Только себя погубишь, слышишь?

- Я с тобой, Мстиславич! - зло выкрикнул парень.

Хорошо, если на ступеньки пробилась половина сотни…

- Не загораживай дорогу, спускайся вниз! - прошипел Млад, но Ширяй лишь посторонился, прикрывая собой грудь Млада и мешая ему ударить мечом в полную силу.

- Уйди со своим топором!

Сбоку рухнула ограда, и Младу пришлось встать спиной к спине Ширяя - теперь студенты прыгали на лестницу прямо со стены, а вслед за ними прыгали кнехты, и бой спускался все ниже - Млад с Ширяем оказались окруженными с трех сторон.

- Давай, парень, - процедил Млад, - отходим. Некого больше прикрывать. Отходим. Ты первый…

- Ты первый! - огрызнулся Ширяй: он дрался со злобой, он хотел убить их всех! Он собирался умереть там, где стоял!

- Назад, я сказал, - безо всякой надежды велел Млад.

- Нет уж!

- Я сказал - назад! Быстро! - Млад повернулся и шагнул назад, на первую ступеньку. - Я уже отошел. Ну? Вместе!

- Напоследок! - рявкнул Ширяй, широко размахнулся, и его топор острым концом пробил кирасу кнехта посередине груди. Парень дернул рукоять топора к себе, но и короткой задержки оказалось довольно: алебарда, чем-то напоминающая тесак мясника, упала на его прямую руку чуть ниже локтя: пальцы так и зажимали деревянное топорище, когда Ширяй отдернул руку к себе. Без топора. Кровь полилась на обледеневшие камни тугими толчками, парень непроизвольно прикрыл щитом голову, не издав ни звука, и тело его стало заваливаться назад, прямо на Млада.

Закричал Млад, и крик его, больше напоминавший звериный рев, слился с тысячами таких же громких и отчаянных воплей. Он отбросил щит за спину, обхватил Ширяя за пояс левой рукой, удерживая от падения со стены, и, пятясь, потащил по ступенькам вниз, отбивая удары кнехтов и расталкивая их спиной - щит и броня держали удары острых, но легких алебард.

Со стороны Великой реки на помощь бежали псковичи…

Внизу было не так тесно, Млад отволок обмякшее тело ученика чуть в сторону, к глубокой нише в стене: если бой и дотянется до этого места, раненого мальчишку не заметят… Руки тряслись, пальцы не гнулись и путались в застежке пояса, а сердце Ширяя все так же размеренно выплевывало кровь из обрубка - на снег.