Эти воспоминания обжигали, и Мэри заставила себя вспомнить, каким все это стало после смерти матери: вычищенным до блеска и проданным. Все религиозные предметы были упакованы, а едва заметная тень, оставшаяся на стене, была закрыта репродукцией Эндрю Уайета.[25]
Слезы не заставили себя ждать. Они приходили неспешным нескончаемым потоком и уходили, исчезая в темной воде. Она наблюдала за тем, как они достигают поверхности и исчезают.
А потом она встрепенулась, почувствовав, что не одна.
Мэри вскочила на ноги и попятилась назад, но остановив себя, вытерла мокрые глаза. Это был просто мальчик. Подросток. С темными волосами и бледной кожей. Он казался истощенным, но был так красив, что с трудом верилось в его человеческое происхождение.
— Что ты здесь делаешь? — Спросила она, не испытывая ни капли страха. Невозможно было бояться чего-то столь божественного. — Кто ты?
Он лишь тряхнул головой.
— Ты потерялся? — Видимо, да. Во всяком случае, сейчас было слишком холодно для того, чтобы носить лишь футболку и джинсы. — Как тебя зовут?
Он поднял руку к горлу и, двигая ей вперед-назад, потряс головой. Как если бы он был иностранцем и не понимал ни слова из того, что она говорит.
— Ты говоришь по-английски?
Он кивнул. И начал показывать что-то руками. Амслен.[26]
Он говорил на языке глухонемых. Мэри вспомнила свою прошлую жизнь: она учила детей, страдающих аутизмом, общаться на языке жестов.— Ты читаешь по губам или можешь слышать? — Спросила она руками.
Он застыл, как будто совершенно не ожидал того, что она сможет понять его манипуляции.
С минуту Мэри смотрела на него в молчании.
— Это ты звонил мне.
Он поколебался. Потом кивнул.
Он посмотрел прямо ей в глаза.
— Я верю тебе.
Только вот, что ей теперь делать? Правила горячей линии запрещали прямой контакт со звонящими. Ну, не станет же она выгонять бедного мальчика из дома?
— Хочешь есть?
Он покачал головой.
Как будто он привык к тому, что люди все время гонят его прочь.
— Нет.
Он кивнул и развернулся, чтобы уйти.
— Я имела в виду: садись здесь, рядом со мной.
Он стал медленно приближаться к ней, как будто ожидая, что она передумает с минуты на минуту. Но она лишь спокойно села на край бассейна и снова опустила ноги в воду. Он стащил со своих ног пару драных кроссовок, закатал мешковатые штаны и уселся в некотором отдалении от нее.
Боже, он был таким маленьким.
Его ноги скользнули в воду, и он улыбнулся.
— Хочешь свитер?
Он покачал головой и стал болтать ногами в воде.
— Как тебя зовут?
Мэри улыбнулась, думаю о том, что у них есть кое-что общее.
— В честь пророка из Нового Завета.[27]
— Монахини?
Последовала долгая пауза, как будто он решал, сказать ей что-то или нет.
— Ты был в сиротском приюте? — Мягко предположила она, вспомнив, что у них в городе был один под руководством Девы Милосердной.
Она подавила дрожь.
— А где ты живешь сейчас? Тебя усыновили?
Он покачал головой.
— Приемные родители?
Боже, пусть будут приемные родители. Милые приемные родители, которые холят и лелеют его. Добрые люди, которые говорят ему, что он важен для мира, несмотря на то, что его родители бросили от него.
Он не ответил. Она оглядела его старую одежду, заметила не по-детски серьезные глаза, сосредоточенное выражение лица. Он не был похож на ребенка, который много знал о материнской ласке.
В конце концов, его руки снова задвигались.
Это значит, что он тайком жил в разрушенном здании или наводненной крысами лачуге. Удивительно, как ему удавалось оставаться таким чистым.
— Ты живешь рядом с офисом горячей линии, так? Поэтому ты знал, что я на работе, хотя сегодня даже не моя смена.
Он кивнул.