Вечный sapiens

«Он сказал, что мне стоило бы сначала почитать книги о травах. Он был экспертом как раз в этой области и считал, что все, что можно знать о лекарственных растениях Юго-Запада, уже обсуждено и разложено по полочкам в различных публикациях. Он даже заявил, что любой современный индейский травник черпает свои знания как раз из этих публикаций, а не из индейской традиции.

– Займись лучше чем-то стоящим, – посоветовал он мне. – Обрати внимание на городскую антропологию. Много денег выделяется, например, на изучение алкоголизма среди индейцев в больших городах. И это то, чем любой антрополог может заниматься без особых трудностей. Пойди и напейся в баре с местными индейцами. Затем проведи статистический анализ всего того, что ты о них узнаешь. Преврати все в цифры. Городская антропология – это реальная наука!»

В общем, так бы, наверное, и кончились полевые исследования молодого антрополога – в баре, за стаканом текилы, – если бы не два странных случая. О первом ему рассказал коллега-антрополог. Тот самый, который дал совет про городскую антропологию. Однажды, хлебнув виски, он разоткровенничался с Карлосом:

«– Я никогда не верил в духов. Никогда не интересовался привидениями и призраками, голосами в темноте и всяким таким. У меня было очень прагматичное, серьезное мировоззрение. Моим компасом всегда была наука. Но потом, когда я работал в поле, в меня стала проникать всякая чертовщина… Не знаю, поверишь ли ты, но есть шаманы, которые на самом деле становятся медведями, горными львами или орлами. Я не преувеличиваю и ничего не придумываю, когда говорю, что однажды я сам видел превращение шамана, который называл себя «Речной Человек», «Речной Шаман» или «Пришедший с Реки, Возвращающийся к Реке». С ним я был в горах в штате Нью-Мексико. Я возил его на машине; он мне доверял. Этот шаман искал свой исток, так он говорил. Один раз мы с ним шли по берегу реки, как вдруг он стал каким-то очень возбужденным. Он велел мне скорей убегать с берега к высоким скалам, спрятаться там, накрыть голову и плечи одеялом и выглядывать в щелочку, чтобы не пропустить то, что он сейчас будет делать… Я и представить себе не мог, что он собирался делать. Он просто зашел в воду во всей одежде. Когда вода дошла ему до икр – это была широкая, но мелкая горная речка, – шаман просто исчез, растворился. Но прежде чем войти в воду, он шепнул мне на ухо, что я должен пройти вниз по течению и подождать его. Он указал мне точное место, где ждать. Я нашел это место и увидел, как шаман вышел из воды. Хотя глупо говорить, что он «вышел из воды». Я видел, как шаман превратился в воду, а затем воссоздал себя из воды. Ты можешь в это поверить?»

Эта история произвела впечатление на молодого Кастанеду. Однако, обладая скептическим складом ума, он быстро нашел ей естественное объяснение: «Я не мог ничего сказать по поводу этой истории. Поверить в нее было невозможно, но и не верить я тоже не мог. Билл был слишком серьезным человеком. Напрашивалось единственное разумное объяснение: в этом путешествии он пил с каждым днем все больше. В багажнике у Билла был ящик с двадцатью четырьмя бутылками шотландского виски – для него одного. Он пил как лошадь».

Второй случай произошел как раз на той самой автобусной остановке, которая переломила ламинарное течение жизни студента. Коллега-антрополог толкнул Карлоса плечом и показал на старика, сидевшего на скамейке. Он отрекомендовал его, как индейского шамана, знатока растений. Кастанеда решил подойти и взять старичка в оборот – использовать его для написания своей монографии о лекарственных растениях. Распавлинив перья и напустив на себя важности, Карлос заговорил с сидящим индейцем, сообщив, что ему, как ученому, много известно о сибирских шаманах, которые являются предками американских, а также о лекарственных растениях юго-запада США; наверняка и старик кое-что знает об этом, стало быть, им может быть взаимополезно обменяться знаниями. Пока Карлос все это говорил, старик сидел молча, не поднимая глаз. А потом посмотрел на студента.

И вот этот взгляд Карлос вспоминал потом всю жизнь. Его словно проткнули через глаз до затылка невидимой шпагой. И он тупо замолчал, не в силах более произнести ни слова.

– Я – Хуан Матус, – сказал старик.

И пригласил Кастанеду зайти в гости при случае. После чего заявил, что подошел его автобус, в несколько молодецких прыжков, абсолютно не соответствующих его возрасту, подскочил к дверце и уехал, не оставив адреса.