Вечный странник, или Падение Константинополя

— Мы попусту тратим время. Вперед! Если в этом замке и живет какое страшилище, уверяю, оно дожидается не нас.

Двадцать весел опустились в воду, как одно, и судно встрепенулось, будто горячий скакун, почуявший шпоры.

И вот суденышко отважно ринулось тягаться с бурей. Благоразумие того, кто затеял это состязание — а это, безусловно, был князь, — вызывает определенные сомнения. Целью было устье реки. Можно ли достичь его до того, как ветер разбушуется с опасной силой? В этом и состояла суть состязания.

Что касается шансов на победу, нужно учесть, что их в данном случае невозможно было предсказать в точности; да и приблизительные расчеты представляли определенную трудность. Расстояние было немного меньше трех четвертей мили; при этом второй участник состязания, туча, уже вступил в схватку с вершиной горы Алем-Даги примерно в четырех милях дальше. Мертвый штиль давал преимущество, которое, увы, полностью нивелировала сила течения: хотя у литорали Кандиля оно и не было так сильно, как на противоположной стороне, рядом с Румелихисаром, однако представляло собой серьезного соперника. Гребцы знали свое дело — можно было не сомневаться, что они приложат все силы, ибо, помимо награды, которую им назначили за победу, в случае поражения и их ждала нешуточная опасность. Если исходить из того, что этот бросок представлял собой состязание, в котором буря и судно борются за победу, у князя имелись в нем определенные шансы на успех.

И все же, чем бы ни завершилась эта гонка, Лаэль придется испытать определенные неудобства. Забота князя о ней всегда сочеталась с ласковой предусмотрительностью — и потому нынешнее его поведение казалось непонятным.

Возможно, он рассудил, что положение более опасно, чем представлялось на первый взгляд. Борта у судна были низкими, однако этот недочет способно было сгладить мастерство гребцов; с другой стороны, Алем-Даги представляла собой нешуточное препятствие на пути шторма. Было ясно, что она несколько задержит тучу, а потом ветру понадобится некоторое время, чтобы покрыть расстояние до замка.

Безусловно, было бы благоразумнее повернуть к берегу и укрыться в одном из стоявших там домов. Однако в те времена, как и в нынешние, евреи отличались презрительным высокомерием, заставлявшим их отвергать всякую помощь; а до какой степени этим сыном Израиля двигала извечная обида на других — можно себе представить, если вспомнить, как долго прожил он на этой земле.

В ответ на первый же мощный взмах весел Лаэль набросила на лицо красный плащ и опустила голову на грудь князю. Он обнял ее одной рукой, и она, ничего не слыша и не говоря, полностью доверилась ему.

Гребцы, не жалевшие сил с самого начала, постепенно ускорили ритм и теперь действовали с отменной слаженностью. Каждый раз, когда весло скрывалось в волнах, раздавался легкий шелест, выдох, похожий на звук, с которым дровосек ударяет своим топором, — звук свидетельствовал о том, что движение завершено. Жилы на мощных шеях пустились в стремительную пляску, пот тек по лицам, как дождевые капли по стеклу. Зубы скрипели. Они не поворачивали голов ни вправо, ни влево, взгляд их был сосредоточен на том, по чьему лицу они судили и о собственных успехах, и о продвижении своего соперника.

Убедившись, что судно идет прямиком к замку, князь устремил глаза на тучу. Время от времени он похваливал гребцов:

— Хорошо, молодцы! Так держать, и мы выберемся!

Лишь необычный блеск его глаз выдавал внутреннее волнение. Он бросил один взгляд на все еще гладкий водный простор впереди. Их судно оказалось на нем единственным. Даже большие корабли ушли в гавань. Впрочем, нет, еще одно суденышко размерами не больше его собственного двигалось вдоль азиатского берега, судя по всему им навстречу. Находилось оно примерно на таком же расстоянии выше устья реки, насколько они находились ниже; судя по всему, трое или пятеро его гребцов старались изо всех сил.

С мрачным удовлетворением князь назначил незнакомца еще одним участником состязания.

Приветливое взгорье Алем, если посмотреть с Босфора, представляет собой сплошной лес, неизменно прекрасный и зеленый. Но пока князь глядел в ту сторону, зелень вдруг выцвела, как будто некая рука, спустившись из облака, набросила на нее белое газовое покрывало. Князь обернулся на пройденный путь, посмотрел вперед. Южная стена донжона была усеяна амбразурами. Судно их шло с отличной скоростью, однако требовалось больше. Оставалось покрыть еще половину расстояния — а враг уже находился меньше чем в четырех милях.

— Живее, молодцы! — крикнул князь. — С гор налетает ветер. Я уже слышу его рев.

Гребцы невольно обернулись и смерили взглядом оставшееся расстояние, расстояние до соперника, оценили свою скорость. Одновременно они оценили и опасность. Они тоже слышали предупреждение — глухой рев, будто туча выхватывала из земли скалы и деревья и перетирала их в пыль в своем глубоком чреве.

— Будет не один порыв, — торопливо отметил один из гребцов. — Будет…

— Шторм.

Это слово произнес князь.

— Да, господин.