Вечный всадник

Приезжие, широко раскрыв очи, глазели на дивную местность, заглатывали упоительно свежий воздух, как малые дети к соске припадали к крынке молока и без раздумий и торгов снимали жилье, стоившее вдвое дешевле, чем на юге, и проводили отпуск среди спокойствия и березово-сосновой благодати, как страшный сон вспоминая дикарский отдых на Черноморском побережье. И что удивительно: даже никогда не жившему здесь человеку Костеры начинали казаться родными и близкими. Видимо, играла роль генетическая связь с предками, которые обитали в таких же малых селениях среди лесов и полей.

О природных прелестях Костер еще знали только дотошные туристы и немногочисленные отдыхающие, а слава городка как центра уникальной лаковой живописи к этому времени перешагнула границы области и даже страны.

Началось с того, что в двадцатые годы три костерских мастера организовали художественную артель «Народная живопись».

До этого они писали иконы, но уже в предреволюционные годы спрос на религиозный инвентарь явно уменьшился. Да и нелегко было угнаться за мастерскими больших городов, где давно уже перешли на промышленный способ производства. Там каждый мастер рисовал только отдельную деталь иконы, а та, как по конвейеру, передвигалась от одного работника к другому.

— Разве это дело? — вздыхали костерские мастера. — Всю жизнь рисовать волосья у Николы-чудотворца?! Разве тут разойдешься?!

Вздыхали мастера, каждый в одиночку бился над иконой, стараясь придать ей своеобразие, но покупатели этого не понимали, предпочитая настоящему искусству более дешевые поделки, заполнявшие иконный рынок. Зачах в Костерах этот промысел, сменили профессию мастера: кто в деревню подался, на земле осел, кто сапожное ремесло освоил, кто плотницкое, но многих душа к рисунку тянула, к творчеству. И вот три мастера: Яков, Кузьма и Аким — уже после революции объединились в артель, чувствуя, что могут еще трудиться как художники.

Башковитые были мужички. Не сразу за работу сели. Думали, как такой рисунок создать, чтобы он сердце радовал и не был на другие похож. Пробовали и так и сяк, пока свое не нашли. И вскоре люди стали отличать их работы от уже известных палехских и федоскинских. Костерские мастера рисовали свои сюжеты на более светлых тонах, на фоне бирюзового или золотистого неба, изумрудной зелени лугов и ярко-синих волн. Помогала им в работе и окружающая природа, и незаурядная фантазия, многое подсказывал опыт старых костерских иконописцев, у них они переняли и хватку, и умение рисовать тонко и изящно. Под легким нажимом тончайших как волосок беличьих кисточек оживали на поверхностях деревянных шкатулок былинные герои, мчались по бранному полю славные добры молодцы на легких как птицы конях с изогнутыми лебедиными шеями, настороженно голосил золотой петушок и очаровывала всех прелестная барышня-крестьянка.

Прилежно, с выдумкой трудились мастера. И оставили после себя хороших учеников. Вернулись ученики с войны и вскоре создали новую артель «Народное искусство».

Долгое время артель ютилась в двух полуподвальных комнатках. Зимой мастера мерзли, летом от духоты и сырости мучились, но дело не бросали. И хотя времена были неустроенные, голодные, не пропадала у людей тяга к красивому. Раскупались изделия костерских мастеров, а после того как получили приз на иностранной выставке, добавили к названию артели «Народное искусство» слово «современное» и переименовали в фабрику. Одновременно увеличили управленческий аппарат, повысили план и внесли изменения в ассортимент продукции. Наряду с лесными пейзажами и фольклорными героями на шкатулках замаячили стройные и высокие заводские трубы, элегантные самосвалы на ажурных мостах и волнистые романтические линии электропередач. Начальство фабрики считало, что в искусстве костерских художников должен присутствовать сегодняшний день, а покупателей лаковых изделий тянуло ко дню вчерашнему, точнее, давно прошедшему, особенно иностранцев, которым, видимо, надоели свои трубы, самосвалы, мосты и электрические линии.