Вечный Жид

— Религии? — переспросил Агасфер. — Интересный вопрос… У вас будет возможность л и ч н о задать его тем, кто эти религии основал. Будда и Магомет, Лютер и Конфуций, Христос и Заратустра. Товарища Сталина спросите, наконец. Он ведь тоже основал религию.

— Еще какую! — воскликнул Станислав Гагарин.

Тоска одиночества, терзавшая его, отступила. Так теперь было всегда, если писатель вспоминал о друге-вожде.

— Запомните: любая религия всего лишь система взаимоотношений человека с Богом, — наставительно передал Агасфер писателю. — Позднее у вас будет время и возможность развить это положение. Сейчас ваших товарищей убьют, и одиночество вновь войдет в вашу душу…

— Как? — вслух произнес Станислав Гагарин и резко остановился. — Как убьют?

Спохватившись, последние два слова он произнес мысленно.

— Что-нибудь случилось, Папа Стив? — встревоженно спросила Вера, и писатель подумал, что его беспокойство передалось молодой женщине.

— Нет, нет, — пробормотал он. — Все в порядке.

«И Юозаса, и Геннадьевича с Лубянки, и Веру? — спросил он у Агасфера. — Но кто и за что?»

«Есть кому и есть за что, — отозвался Вечный Жид. — Уже предопределено, Станислав Семенович. Ничего не поделаешь — детерминизм. Провидение, если хотите, Рок, fatum».

— И вы ничего не захотите сделать?! — воскликнул Станислав Гагарин. — Вы, всемогущий Зодчий Мира, который перебросил во времени целую планету!?

«Нет, — передал Агасфер. — Они сейчас умрут. И исключений здесь не будет…»

Они миновали подъезды ГУМа, с правой руки открылся проезд Сапунова. Вечный Жид двигался чуть впереди группы, уверенно держался в роли ведущего, затем оба с о с е д а, а немного позади шли Станислав Гагарин с Верой.

«Детерминизм, говоришь!? — чертыхнулся писатель. — Л о ж и л  я на твой детерминизм!»

— Сюда, парни! — неожиданно для всех и в первую очередь для себя заорал Станислав Гагарин. — Рванули по проезду Сапунова! Так мы скорее выйдем на Старую площадь…

Веру он подхватил под руку, а  с о с е д и дружно повернули в проезд вслед за писателем.

Боковым зрением Станислав Гагарин видел, как Вечный Жид послушно двинулся за всеми.

«Ну и как? — задорно спросил писатель. — Клёво я  п о и м е л ваш детерминизм, партайгеноссе Агасфер? Получили информацию о том, что на Никольской или еще где по этому маршруту нас ждет засада и на тебе — закон причинных связей неумолим… Рок, Судьба! А мы по другой дороге! По левой пойдешь — жизнь потеряешь, а тут только коня лишишься… И хрен с ним, с мерином!»

Вечный Жид, конечно же, прочитал, у с л ы ш а л мысли писателя, только не единого звука в ответ к Станиславу Гагарину не пришло.

— Вперед, друзья, и выше! — проговорил писатель, увлекая спутников в проезд Сапунова. — Выйдем на Куйбышева, потом свернем налево — и вот она, Старая площадь…

Они приближались к издательству «Советская Россия», где рядом, но при входе со двора, размещался Московский областной арбитражный суд, печально знакомый Станиславу Гагарину по делу 13–101, связанному с иском его Товарищества к главе Одинцовской администрации Александру Георгиевичу Гладышеву — пусть останется сей фигурант по кляузному делу в памяти потомков! — и бандформированию недавних еще наемных работников Российского творческого объединения «Отечество».

Именно из этой подворотни выступили неожиданно двое с револьверами в руках.

Но едва щелкнул первый выстрел, как молодая женщина по имени Вера резко оттолкнула Станислава Гагарина и встала на пути той пули, которая назначалась писателю.

Но тут позвонила Ирина Лиханова, принесла перепечатанными предыдущие страницы. Станислав Гагарин лихорадочно дописал фразу о той пуле, которую определили для него неизвестные пока убийцы, судорожно вздохнул, отнес листки в прихожую, вручил Ирине, удостоился от нее, улыбающейся, не совсем понятных слов: «Ну и хулиган вы, Станислав Семенович!», вернулся к письменному столу, чтобы впрячься в архирабскую, но такую с л а д к у ю работу.

Больше всего нравилось Станиславу Гагарину впервые перечитывать сочиненный им текст после того, как изладила его машинистка.

Писатель никогда не перечитывал того, что родилось под его пером. Более того, после чтения и правок, разумеется, нового текста Станислав Гагарин с еще большим воодушевлением писал роман.

Принесенные Ириной страницы сочинитель читал в последние воскресные часы 15 ноября 1992 года.

Написанное до того, прежде, ему почти понравилось, хотя и смущало писателя то обстоятельство, что застрял он на событиях еще апреля нынешнего года и никак не свяжет прошедшие более чем полгода с сегодняшним днем.

…Каждый из нападающих успел выстрелить трижды. Стреляли профессионалы: только одна пуля ушла в  м о л о к о.

Первая, которую метили в Станислава Гагарина, ударила ринувшуюся на нее Веру в левую часть груди и пробила молодой женщине сердце.

Две других из этого револьвера принял на себя Олег Геннадьевич, полковник с Лубянки, фамилию которого писатель так и не успел узнать.