Вечорница. Часть 2

– Не горюй, я твоей беде помогу. Ступай домой да возьми сбрую от лошадки своей, да тряпицу, которой вымя коровье обтираешь, когда доишь, и назад возвращайся.

Сбегала Параня до дому, принесла всё, что знахарка велела. И пошли они в поле. Положила знахарка сбрую да тряпицу на землю около себя. После начертила круг и велела Паране встать в него, да ни в коем случае не выходить, чего бы она не увидела. Встала Параня. А знахарка руки к небу подняла, закричала что-то непонятное, после забормотала, глаза закрыла, шепчет что-то.

И вдруг над лесом облако чёрное появилось. Колосья зашелестели, травы погнулись, ветер пробежал. Скрылось солнце за тучами, птицы смолкли. А облако чёрное приближаться стало. Ближе да ближе оно. И видит Параня, что не облако это, а будто человек огромный, в лохмотья тёмные обряженный, на голове то ли колпак, то ли шапка высокая, борода свисает серая, брови густые, глаза как у кошки светятся, а из груды лохмотьев шесть рук выглядывают, по три с каждой стороны, как паук какой будто, а не человек.

Жутко стало Паране, вся сжалась она от страха. А знахарка и говорит чёрному, мол, вот тебе тряпица да сбруя, найди, что взяли, да домой верни. Закивала нежить, взметнулась вихрем в небо и пропала в миг. Тут Параня-то и сознание потеряла.

Очнулась – солнце на небе. Знахарка усмехается:

– Что, страшно было?

– Страшно, – призналась Параня.

– А ты не бойся, будет тебе и лошадка и коровка, иди домой.

Ушла Параня, а к вечеру привела знахарка их животинку. Вот радости-то было!

– Где же были они? – спрашивает.

– Цыгане их увели, что за соседним селом на берегу реки стояли. Спрашивает теперича Босоркун, что делать с ними? Что прикажешь? Твоя воля.

– Да ничего не надо, нехай с ними, – отвечает Параня.

– Ох, добрая ты душа, – усмехнулась знахарка, – Ну что ж, как скажешь.

И шепнула в сторонку:

– Забирай себе.

Параня и спрашивать побоялась, с кем это знахарка говорит-то. Слава Богу животинка дома, остальное неважно.

А спустя несколько дней бабы, что в лес по ягоды ходили, перепуганные прибежали. Рассказали, что ходили они ходили, и не заметили, как забрели в самую чащу, и вдруг видят, к одному дереву вроде как коконы какие-то привязаны, два веретена больших, серых. Любопытно им стало, что такое. Поближе подошли поглядеть. Потыкали веточкой в них, пальцем тихонько тронули, и тут видят, что из одного кокона лицо проглядывает человеческое – рот перекошен в немом крике, глаза вытаращены, неживое лицо…

Закричали бабы в голос, да рванули оттуда, что есть духу. Как до деревни добежали, не заметили. От их воплей вся деревня на улицу высыпала. И знахарка та пришла. Послушала она, что бабы говорят, улыбнулась, да домой пошла. А люди за ней, ты, мол, знаешь, поди, что это такое? А знахарка им и ответила:

– Коль чужое кто решил взять, пусть помнит, что и ответ держать придётся.

– Так-то вот, девоньки, было, – закончил дед Семён, – А вьюга-то, гляди, вроде утихла к ночи. Завтра баню будем топить.

Листин

Наутро метель улеглась, на дворе стоял ясный морозный день, и снег сиял под солнцем белоснежными холмами. Троица дружно махала лопатами, расчищая двор и тропку до бани от снежных заносов. Дед Семён отпускал свои шуточки, и работа спорилась весело и скоро. К обеду затопили баньку, задорный дымок побежал серой прозрачной струйкой в небо, всё быстрее и быстрее, всё гуще и гуще. Как же замечательно пахнет дым на морозе! Банный дымок он особый, душистый.

К вечеру пошли париться да мыться, веничек запарили берёзовый, на пол пахучих еловых лап со смолкой настелили. Катюшка блаженно растянулась на полке:

– Хорошо-то как, бабуля! А ты говоришь – море, море. Да у нас тут такая красота, просто рай!

– Да я с тобой согласная, я бы и сама нашу деревеньку ни за что на город не променяла. Всю жизнь мы с дедом тут прожили. Кормила нас эта земля.

– Ой, бабуль, погляди-ка, – приподнялась на локте Катюшка, – А что это тут?

– Где?

– Да вот же, на еловой лапе, на коре, будто написано что-то, вот, видишь, закорючки какие-то.

– А ну, дай, гляну.

Баба Уля взяла еловую ветку, пригляделась к ней, и вдруг улыбнулась:

– Так это Листин деревьям счёт ведёт, его работа.

– Ой, бабушка, а что за Листин? – глазки Катюши разгорелись от любопытства и предвкушения новой истории.

– Старичок лесной, над лесавками главный, – ответила баба Уля, – Лесавки-то те навроде русалок с виду – девки красивые, волос долгий, до пят, зелёный, а в волосах цветы да листья. Одеты они в белые рубахи. Да уж только больно шумные они, прыгают с ветки на ветку, сидят, косы расчёсывают, могут и парней заманивать в чащу. Ежели с лесавкой-то той полюбишься, то с ума и сойдёшь опосля.

Ну, а Листин-то с женой своей, бабкой Листиной, те тихие, спокойные. Одно слово – старики. Это молодёжь скачет, а те сядут себе в куче листьев у пня, да и шелестят тихонько – советуются промеж себя, Лесавкам работу назначают.

Сам-то Листин тоже порой попугать любит тех, кто по лесу бродит. То веткой треснет, то листвой зашуршит, то заухает филином, да захохочет. Только это всё так, баловство одно. Вреда-то от него людям нет.