Ведарь Берендей. Книга 1

Я замираю на дубовом стволе и оглядываюсь. Мой путь отмечается сорванной корой, расщепленной тканью древесины — ранами на теле деревьев. Я перевожу глаза на лапы, когти глубоко впиваются в дерево. В своей глупой лихости нанес раны невинным существам! От осознания этого факта лапы разжимаются, и я ухнаю вниз с высоты третьего этажа. Тело само изгибается вокруг позвоночника и приземляется на ноги.

— Нужно залечить, иначе…

— Понял, Сань, сейчас замажу, — вспоминаются ситуации со сбором березового сока, и как я замазывал мхом и землей царапины на стволе.

После десяти минут спусков и подъемов сорванные пласты и когти на стволе замазаны. Край горизонта светлеет всё больше.

— Давай последний раз сыграем в прятки и до дома, а то не дело — если ранние пташки увидят такую образину.

— Вот почему ты каждый раз пытаешься меня унизить и оскорбить? Опять хочешь получить по мордасам? — я рычу на ведаря.

— Не мешало бы, но это завтра. Сегодня же закончим упражнение, нас тетя Маша ждет с результатами. Времени мало для шалостей, — Александр поворачивается ко мне спиной и припускает прочь.

Я остаюсь стоять и считать до ста. Как в детстве, когда играли в прятки. Я помню, как один раз спрятался лучше всех — поднялся по живой изгороди на второй этаж и присел под защитой соседского балкона. Сквозь заграждение из тонких планок я наблюдаю, как по двору мечется водящий, как по одному выходят «найденыши».

«Туки-туки! Я нашел!» — то и дело слышится радостный возглас внизу.

За моей спиной раздается ритмичный скрип диванных пружин, словно кто-то прыгает на тканевой поверхности. У соседей нет детей, и племянников я не видел, может сами соседи прыгают на кровати?

«Туки-туки» — раздается в очередной раз.

Я по-гусиному подхожу к балконной двери, на меня едва не заваливаются стоящие в углу лыжи, но всё обходится. Немного привстаю и вижу странную картину: на диване лежат два голых тела. Лежат одно на другом. Сверху мой отец, снизу соседка. Зад отца поднимается и опадает между белеющих ног тети Наташи. Похоже, что он делает ей больно, стукая животом об живот, раз так она стонет и царапает ему спину. Муж тети Наташи находится на работе, как и моя мама, а вот папе в ночную смену. Странно, что вместо того, чтобы отсыпаться перед работой, он борется с тетей Наташей.

Я присаживаюсь обратно, они меня не замечают. Я выигрываю игру в «прятки». Лишь потом, в одном из кинофильмов я вижу похожую сцену, и ребята с улицы объясняют — что это за «борьба». Соседи вскоре съезжают, и я не спрашиваю у отца о том случае, лишь иногда, когда мы ругаемся, слова грозятся сорваться с губ, но всегда успешно их проглатываю. Вижу, что мать с отцом любят друг друга. Хотя иногда и вспоминаются раскинутые белые ноги, слышится натужный скрип диванных пружин.

— Девяносто девять, сто! Я иду искать, кто не спрятался — я не виноват!

Давным-давно перестает раздаваться торопливый топот, Александр переходит на неслышный шаг. Но таким шагом далеко не уйдешь, значит, он где-то рядом. Я подношу клок рубашки к лицу и вдыхаю знакомый запах. Сосредотачиваюсь на образе Александра, нахальной ухмылке, стальных глазах, белобрысой голове.

В черепной коробке растет напряжение, в ушах пищит, словно я слышу тонкий писк зуммера. Звук вкручивается в центр лба, из глаз произвольно льются слезы, как при гриппе. Возникает ощущение, что переносица раздувается и вот-вот взорвется.

Начинается охота на «лис» — я ещё застал то время, когда в моде была спортивная радиопеленгация. Но я сейчас сам как один большой радиопеленгатор, слышу писк зуммера, чувствую едва уловимый аромат — там находится Александр. Как кот из мультика, которого тащит за нос полупрозрачный запах, я бреду по следу. Не хватает пиликания для полноты ощущения игры. Может, тоже какую-нибудь страшную считалочку выдать, чтобы у Александра слегка сжалось одно место?

Под лапами шелестит мох, опавшие листья, сухо стреляют сучки — мне можно не прятаться, я охотник. Где-нибудь под кустом копошится моя дичь, моя прелесть, моя пища… Тьфу, никак не могу избавиться от этих мыслей, и как с ними живут Иваныч и Вячеслав? Федя с Мариной не смогли, эх…

— Раз, два, оторвалась голова. Три, четыре, найду тебя в квартире…

Я останавливаюсь у кряжистого дуба, зуммер в голове гудит сильнее. Зубчатые листья спускаются до земли, но под сенью никого нет. Лишь чахлые кустики покачиваются у мощных, похожих на удавов корней, и валяются полусгнившие прошлогодние желуди.

— Пять, шесть, хочу тебя съесть. Семь, восемь, смерть тебя скосит…

Зуммер звенит заводским гудком, я вдыхаю запах пота, словно ведарь сует меня носом в подмышку. Небо светлеет настолько, что я вижу в отдалении проплешину перевернутой земли. Александр закопался в перегной? Вряд ли, скорее всего он где-нибудь на дереве. Так и есть — у раскидистой ели на стволе застывает выпирающий нарост. Что ж, поиграем.

— Девять, десять, ищу, чтоб пендаля отвесить…

Я поднимаю с земли корягу и метаю в ель. Пролетев десяток метров, рыхлая гнилушка рассыпается от удара. Примерно там, где должен располагаться медный лоб моего друга ведаря.