это и есть депрессия. Все чувства человека подавлены, и нет у него сил. Мир кажется тусклым и мрачным, как на плохой фотографии. Мудрый Фрейд сказал очень важную вещь: достаточно подавить одно чувство, одну эмоцию – и вы все чувства подавите. Такие настройки, ничего не поделаешь. Подавил обиду – подавил и радость. Подавил гнев – подавил и восторг. Подавил грусть – и веселье тоже подавил. Есть всего одна клавиша для подавления. Нажал на нее принудительно – и подавил не только негативные, но и позитивные чувства и ощущения. Хорошо быть стойким и терпеливым, но до поры до времени. Кнопка всего одна, она за всю гамму чувств отвечает. И тот, кто избежал тоски и боли, не чувствует ни радости, ни удовольствия от жизни. Это как анестезия работает. Зуб не болит, но и вкуса не чувствуешь. И временная анестезия хороша, конечно. Но тот, кто привык подавлять свои чувства и вынужден «давить» свои естественные реакции, вскоре погрузится в депрессию. Это не значит, что надо изливать свою тоску и негодование на других людей. Но надо дать себе право на чувства, на эмоции, уметь проживать и горе, и разочарование, не стремясь «обезболиться», потому что вместе с «плохими» эмоциями исчезнут и хорошие. Принуждение и подавление очень дорого обходятся в итоге. Можно «убрать» маленькую обиду или горькое разочарование, но только вместе со всеми остальными эмоциями в итоге. И оказаться в черно-белом фильме, тоскливом и скучном, где вечный дождь капает на голые ветви деревьев. И ничего не происходит за мутным стеклом… Так что чувства и эмоции подавлять внутри себя не надо. Или все – или ничего, таков закон. Или богатый спектр переживаний, или серость и блеклость. Депрессия, проще говоря. Плохие чувства и ощущения проходят со временем, если дать себе возможность чувствовать и ощущать. Кто плачет – тот утешится, а потом сможет улыбаться и радоваться. А кто не плачет и не горюет – сможет ли он когда-то искренне рассмеяться и снова полюбить?..
Так хочется
даже самому сильному и смелому человеку, чтобы его подождали за дверью, когда он зубы лечит или экзамен сдает. Или проходит опасное задание. Даже смертельно опасное задание не так страшно проходить, когда тебя ждут за дверью. Просто ждут – и все. Но взрослому человеку совестно просить кого-то, как в детстве: пойдем со мной! Ты просто подождешь меня за дверью! Потому что могут ответить: «ты что, маленький?» или еще хуже: «не устраивай истерику!» Или просто скажут: «Извини, у меня дела!» И идешь один, самостоятельно и бодро: и зубы лечить, и опасное задание выполнять, и экзамен сдавать – взрослый человек все это делает один. И справляется сам. И возвращается домой, говорит: «Все нормально!» – если спросят. Или не спросят… А иногда не возвращается – всякое в жизни бывает; всякое лечение, разные задания и испытания, которые мы проходим самостоятельно. И не просим подождать за дверью – это смешно в нашем-то возрасте.
Все же так нужно, чтобы кто-то с нами пошел и нас подождал. Подождал, пока мы выйдем, и спросил: «Ну, как все прошло? Все нормально?»… Гораздо больше шансов тогда будет, что мы ответим: «Все прошло хорошо! Спасибо, что ты меня подождал!» – или «подождала». Но так редко это бывает, когда кто-то идет с нами и ждет. А это так важно – на самом деле важно…
Поправить по-разному можно
Вольдемар Аркадьевич Виноградский, старичок-переводчик, потомственный дворянин, прошедший лагеря – чудом его не расстреляли! – поправил меня так: «Милый друг Аничка, душа моя, слово «потаскушка» неприлично; его не следует употреблять в обществе. Возьми конфетку, ангел мой, за твой острый ум и веселый нрав!» Больше я это развеселое, как мне казалось, слово в жизни не употребляла. В четыре года исключила его из лексикона навсегда. Я очень любила Вольдемара Аркадьевича…
А однажды я прибежала к маме, когда она беседовала с известным поэтом у нас дома. И я попросила дать мне пустой бутылек от духов – у мамы были прекрасные духи всегда. Мама и слова не успела сказать, как длиннобородый поэт вскочил и заорал диким голосом, стуча тростью: «Нет такого слова – «бутылек»! Нет такого слова! Надо говорить «бутылочка» или «пузырек»! Поэт так страшно кричал, стучал тростью и размахивал бородой, что мама попросила его успокоиться и покинуть наш дом. На прощанье поэт занял денег на бутылочку или на пузырек, и больше его не приглашали. А я горько плакала от испуга долго. Но «бутылек» – в жизни больше так не сказала.
И есть разные методы обучения грамотности и правильной речи. Разные способы воспитания. Разные подходы в психологической и философской практике. Мне подход Вольдемара Аркадьевича ближе и милее. Как и он сам. В четыре года я даже хотела, чтобы меня звали так: Вольдемар Аркадьевич. Это красиво! Но маленьких девочек так не называют. Детей надо звать «ангел мой», «душенька», «наше сокровище и отрада» – так мне объяснил старичок-переводчик. Он отлично переводил…
Я грустную вещь скажу: