Ведется следствие

— Вот, оказывается, какие тут кипят страсти, — покачал головой Руперт. — Благодарю, Ян, это была крайне занимательная история. О, а вот и наша дорогая… спутница.

Мужчины недоуменно уставились на шествующую по проходу. Дамы и господа приподнимались из-за столиков и что-то сочувственно говорили ей. Каролина скорбно кивала и, кажется, благодарила.

— Каролина, дорогая, что это с вами? — встретил ее Бессмертных. — Ведь сегодня, если не ошибаюсь, у вас не день траура…

Бессмертных никогда не ошибался в таких вещах, поэтому Каролина лишь кивнула.

— А где Пушистик? — обратил внимание доктор. — Я надеюсь, с ним ничего…

— Нет-нет, — сказала, наконец она. — С Пушистиком всё в порядке. Просто он… пока еще не вполне сочетается с траурным платьем, и я попросила его остаться в купе.

Что верно, то верно: серебристый мех, конечно, неплохо смотрелся бы на черном платье, но для траура это было бы слишком… смело.

— Так что же всё-таки случилось? — спросил Руперт.

— Я скорблю, — вздохнула Каролина и взяла чашечку кофе. — Я в глубокой печали, как видите.

— Хм… — произнес следователь.

В трауре Каролина была дивно хороша. Черное платье подчеркивало ее изящную фигуру и выгодно оттеняло нежный цвет лица. Вуалетка прекрасно смотрелась на пепельно-русых волосах, уложенных в строгую причёску, а скорбно опущенные длинные ресницы придавали страдалице особенно соблазнительный вид.

Госпожа Кисленьких даже надела траурные драгоценности — строгий и элегантный гарнитур из черных бриллиантов в оправе белого золота, которые должны были подчеркивать, соответственно, ее светлую печаль и глухую тоску. Для завтрака, возможно, гарнитур не вполне подходил, но Каролина придерживалась собственных традиций и отступать от них не собиралась.

— Однако мы теряемся в догадках, — сказал Теодор, намазывая булочку маслом, — кто же на этот раз стал причиной вашей скорби?

Дэвид почему-то ухмыльнулся (поручик нахмурился) и вытащил из кармана сложенную газету. Каролина снова протяжно вздохнула.

— Кажется, господин Дубовны может нас просветить, — хмыкнул Бессмертных. Сам он недавно отказался от чтения газет перед завтраком по рекомендации доктора Немертвых, считавшего, что такое чтение способно не просто испортить аппетит, но и послужить причиной развития язвы желудка. — Нуте-с? Это ведь не сегодняшний выпуск?

— Вчерашний, вечерний… «Наш собственный корреспондент на Большом Королевском экспрессе, Педро Зубастос, сообщил трагическую весть, — с выражением начал стажёр, — буквально на его глазах трагически скончался наследник семейного состояния, талантливый и всеми любимый юноша, студент Каролевского университета Герберт Свищевски, следовавший в родное поместье, дабы припасть к груди обожаемой матушки и дорогого отца. Причина его безвременной и несправедливой кончины замалчивается руководством паровозной компании, однако наш собственный корреспондент сообщает нам, что ею явилось… отравление! И виной тому не несвежие устрицы и не прокисшая земляника — такого в вагоне-ресторане первого класса просто не бывает, — а хладнокровное, расчетливое убийство, совершенное, без сомнения, в расчете на то, чтобы завладеть наследством бедного молодого человека…» — Дэвид сделал выразительную паузу.

— Прелестно! — сказал доктор. — Напоминает стиль «Столичного инсургента»!

— Читайте, читайте, — велел Бессмертных, явно не догадывавшийся о желании Дубовны добиться драматического эффекта. Ян и Берт с интересом поглядывали по сторонам, вычисляя журналиста.

— Ну ладно… Где я остановился? А, вот! «Это чудовищное злодеяние тем более жестоко, что убийца надругался над…»

— Неужели над телом жертвы? — восхитился доктор. — Всегда любил желтую прессу!

— Нет, не над телом, — покачал головой Дэвид. — «Надругался над искренними и нежными чувствами молодого человека, полюбившего по-настоящему, быть может, впервые в жизни. Но мы должны обличить преступника, если этого не желают сделать органы правопорядка! Нам стало известно, что незадолго до гибели Герберт Свищевски отправил своему нотариусу односторонний брачный контракт, заключенный им от всей чистой юношеской души. Очевидно, опытная соблазнительница, так легко одурачившая бедного юношу, каким-то образом узнала об этом и воспользовалась моментом, чтобы мгновенно сделаться наследницей состояния Свищевски. Имя ее должно знать всё Каролевство! И — подчеркиваем, — преступление тем более ужасно, что в роли супруги несчастного молодого человека, не успевшего даже вкусить прелести первой брачной ночи…»

— А это-то им откуда известно, интересно? — пробормотал Бессмертных.

— Господин Зубастос со свечкой стоять изволили? — предположил доктор.

— Успешное покушение на тайну личной жизни, — лязгнул Топорны. Ян и Берт многозначительно переглянулись. — Пять лет лагерей. Что там дальше?

— Ну, тут про… гхм… — стажер покраснел. — А, вот самое главное. «И можно ли поручиться, что известнейшая писательница Каролина Кисленьких всего лишь выдумывает преступления, буйным цветом цветущие на страницах ее романов?»