Веди свой плуг по костям мертвецов

Но зачем нам приносить пользу, кому? Кто разделил мир на нужных и ненужных, по какому праву? Разве чертополох не имеет права на жизнь, или Мышь, уничтожающая зерно в амбарах, Пчелы и Трутни, сорняки и розы? Чей ум взял на себя смелость так безапелляционно судить, кто лучше, а кто хуже? Большое дерево, кривое и дуплистое, простояло сотни лет и не было срублено, поскольку из него все равно ничего не удалось бы смастерить. Этот пример должен вдохновлять подобных нам. Все видят выгоду от полезного, но никто не видит пользы от никчемного.

– Там внизу, над деревней, зарево, – сказал Матоха, остановившись у окна. – Что-то горит.

– Садитесь. Сейчас будут гренки, – пригласила я, убедившись, что глаза у меня сухие. Но усадить их за стол не удалось. Все столпились у окна молча. Потом посмотрели на меня. Дэн – с подлинным страданием, Матоха – с недоверием, а Благая Весть – исподлобья, с грустью, которая терзала мне сердце.

В этот момент Дэну позвонили.

– Не отвечай, – воскликнула я. – Здесь чешская сеть, разоришься потом платить.

– Я не могу не ответить, я пока еще работаю в полиции, – ответил Дэн и сказал в трубку: – Алло?

Мы смотрели на него выжидающе. Горчичный суп остывал.

– Выезжаю, – сказал Дэн, а меня охватила паника – все пропало, сейчас они уйдут навсегда.

– Горит плебания. Ксендз Шелест погиб, – проговорил Дэн, но, вместо того чтобы уйти, сел за стол и начал машинально хлебать суп.

У меня Меркурий в ретрограде, поэтому мне легче изъясняться письменно, чем говорить. Я могла бы стать неплохой писательницей. Но при этом у меня есть проблемы с выражением своих чувств и мотиваций. Мне нужно им рассказать, но я не могу. Как воплотить все это в слова? Наши отношения требовали, чтобы я объяснила им, чтó сделала, прежде чем они узнают об этом от других. Но первым заговорил Дэн.

– Мы знаем, что это ты, – сказал он. – Поэтому и пришли сейчас. Чтобы как-то решить эту проблему.

– Мы собирались тебя увезти, – добавил Матоха замогильным тоном.

– Но мы не предполагали, что ты сделаешь это снова. Это ведь ты сделала? – Дэн отодвинул недоеденный суп.

– Да, – ответила я.

Поставила кастрюлю на плиту и сняла фартук. Я стояла перед ними, готовая к Суду.

– Мы догадались, когда узнали, как погиб Председатель, – тихо сказал Дэн. – Эти жуки… Только ты могла это сделать. Или Борос, но Борос уже давно уехал. Тогда я позвонил ему, чтобы узнать. Он не поверил, но признался, что у него действительно пропали феромоны, очень ценные, необъяснимым образом. Борос находился у себя в пуще, у него алиби. Я долго думал, зачем, что у тебя общего с таким человеком, как Председатель, но потом догадался, что это может быть как-то связано с Девочками. В конце концов, ты не скрывала, что они охотились, верно? Все эти люди. Теперь я понимаю, что охотником был также и ксендз Шелест.

– Он был их капелланом, – прошептала я.

– Я и раньше подозревал, когда увидел, чтó ты возишь в машине. Я никому об этом не говорил. Но сама-то ты понимаешь, что твой Самурай напоминает автомобиль спецназовца?

Я вдруг почувствовала слабость в ногах и села на пол. Сила, которая меня поддерживала, улетучилась, выветрилась.

– Думаешь, меня арестуют? Приедут сейчас сюда и снова запрут в тюрьму? – спросила я.

– Ты убила людей. Ты отдаешь себе отчет? Понимаешь?

– Спокойно, – сказал Матоха. – Спокойно.

Дэн наклонился, схватил меня за плечи и сильно встряхнул:

– Как все это произошло? Как ты это сделала? Зачем?

Я на коленях подползла к буфету и вытащила из-под клеенки фотографию, которую забрала из дома Большой Ступни. Не глядя, протянула им. Она запечатлелась у меня в голове вплоть до мельчайших деталей, ни одной было не забыть.

16. Фотография

Разъяренный лев мудрее

подъяремной кобылы. 

На фотографии все было отлично видно. Лучшее доказательство Преступления, какое только можно вообразить.

На ней изображены мужчины в охотничьих костюмах, стоящие шеренгой, а перед ними на траве аккуратно разложены трупы Животных – Зайцы, рядком, два Кабана, один побольше, другой поменьше, Косули и еще куча Фазанов и Уток, Крякв и Чирянок, маленьких, будто точки, словно эти тела Животных – адресованная мне фраза, и Птицы составляют в ней многоточие: это будет продолжаться и продолжаться.

Но от того, чтó виднелось в уголке этой фотографии, я едва не потеряла сознание, у меня потемнело в глазах. Ты, Матоха, ничего не заметил, поскольку был занят трупом Большой Ступни и что-то говорил, пока я преодолевала тошноту. Как было не узнать белую шерсть и черные пятна? В углу снимка лежали три мертвых Собаки, выставленные в качестве охотничьих трофеев. Одна была незнакомая. Две другие – мои Девочки.