Ведьма

Огнеметчики со своими помощниками набросились на пять оставшихся словомельниц, а остальные писатели с дьявольскими воплями принялись носиться по залу, подобно обитателям преисподней, приплясывая в багровых, дымных отблесках пламени. Они обнимали друг друга, хлопали друг друга по спине, громогласно вспоминая подробности самого жестокого уничтожения той или иной наиболее ненавистной словомельницы, и при этом оглушительно хохотали.

Учительницы и розовая роботесса еще теснее прижались друг к другу. Джо Вахтер глянул на беснующуюся орду, покачал головой, словно бы выругался про себя, и продолжал свою бессмысленную уборку.

Несколько писателей схватились за руки, затем к ним присоединились все остальные, за исключением огнеметчиков, и вот уже по залу закружился безумный хоровод — людская змейка извивалась между обугленными каркасами словомельниц, беззаботно проносясь совсем рядом с огнеметами, изрыгающими смрадное пламя. В такт размеренному движению вереницы — шаг назад, два шага вперед — писатели испускали дикие вопли. Джо Вахтер оказался внутри этой живой спирали, но продолжал невозмутимо махать веником, время от времени покачивая головой и что-то бормоча себе под нос.

Постепенно бессмысленные оглушительные вопли начали складываться в членораздельные слова. И вскоре уже можно было разобрать весь свирепый гимн:

К черту всех издателей!Дурмана созидателей!

Даешь соленые слова!В заднюю панель программистов!В заднюю панель программистов!Конец словомельницам!

Тут розовая роботесса внезапно выпрямилась. Оттолкнув замерших от страха учительниц, она смело двинулась вперед, размахивая тонкими руками и что-то крича хрупким голоском, тонувшим в оглушительном реве беснующейся толпы.

Писатели заметили приближение возмущенной роботессы и, подобно всем людям, давно привыкшим уступать дорогу металлическим существам, разомкнули цепь, провожая роботессу хохотом и улюлюканьем.

Какой-то писатель в помятом цилиндре и рваном сюртуке крикнул:

— Смотрите, ребята, какой очаровательный оловянный симпомпончик!

Последовал оглушительный взрыв хохота, а миниатюрная писательница по имени Симона Вирджиния Саган, одетая в мятый фрак покроя XIX века, завопила:

— Ну берегись теперь, Розочка! Мы такое напишем, что у вас, редакторов, все контуры разом перегорят!

Розовая роботесса продолжала заламывать руки и что-то требовать, но писатели только громче выкрикивали слова своего гимна прямо ей в лицо.

Тогда роботесса гневно топнула изящной алюминиевой ножкой, стыдливо отвернулась к стене и коснулась каких-то кнопок у себя на груди. Затем она снова повернулась к толпе, и ее хрупкий голосок превратился в раздирающий душу визг, от которого хоровод сразу смолк и застыл на месте, а учительницы в противоположном углу зала испуганно съежились и заткнули пальцами уши.

— О ужасные, грубые люди! — воскликнула роботесса приятным, но чересчур сладким голоском. — Если бы вы знали, какую боль вы причиняете моим конденсаторам и реле своими словами, вы никогда не стали бы их повторять. Еще одно такое выражение — и я закричу по-настоящему. Бедные заблудшие овечки, вы совершили и наговорили столько ужасных вещей, что я даже не знаю, с чего начать мою правку. Но разве не было бы лучше… да-да, намного лучше, если бы вы для начала спели свой гимн по-другому, ну, скажем, вот так…

И прижав свои изящные пальцы-клешни к алюминиевой груди, роботесса мелодично пропела:

Да здравствуют издатели,Слова созидатели!Пусть звучат хорошие слова!Возлюбим все программистов!

Возлюбим все программистов!Ура словомельницам!

В ответ она услышала злобные вопли и истерический хохот — примерно в равной пропорции.

В двух огнеметах кончилось горючее, но они уже сделали свое дело — словомельницы, усердно политые жидким пламенем («Гидропрозаик» и «Универсальный жанрист» фирмы «Протон-Пресс»), раскалились докрасна и смердели сгоревшей изоляцией. Третий огнеметчик — Гомер Дос-Пассос — продолжал водить языком пламени по раскаленному «Фразописцу» (издательства «Рокет-Хаус»); чтобы продлить удовольствие, Гомер установил струю на минимальную мощность.

Хоровод распался, и толпа писателей, состоявшая преимущественно из подмастерьев мужского пола, двинулась к розовой роботессе, дружно выкрикивая все знакомые им ругательства. (Даже для людей, грамотных лишь формально, этот набор был удивительно скудным — всего каких-нибудь семь слов.)

В ответ роботесса «закричала по-настоящему», увеличив мощность своего визга до предела и меняя его тональность от вызывающего зубную боль инфразвука до раздирающего барабанные перепонки ультразвука. Казалось, что разом заревели семь старых пожарных сирен, варьируя звук от дисканта до баса.

Люди затыкали уши и буквально корчились от боли.