Ведьма философских наук (СИ)

И началась муштра! Совсем как у папы в Стане, когда ему хотелось развлечься и он устраивал Большие Игрища. Магистр Коротон оказался тем еще выдумщиком. Ему было мало, чтобы мы просто шли по заданному маршруту, внимательно осматривая территорию. Он заставлял нас подмечать малейшие несоответствия, объяснять, почему мы считаем, что «вон та группа деревьев» выглядит абсолютно нормально и не должна привлекать наше внимание, почему «вон тот студент» не кажется нам шпионом и почему мы считаем, что «вон в тех кустах» никто не прячется. Если нам не удавалось обосновать свои выводы достаточно убедительно, из тех же кустов выскакивала иллюзия твари или нечисти и начиналась отработка заклинаний. При этом магистра абсолютно не волновала ни магическая истощенность, ни наши какие-либо физиологические потребности.

— Я больше так не могу, — совсем по-девчачьи захныкал белобрысый, когда мы с ним отправились осматривать очередные кусты на предмет вражеской засады. — Я теперь неделю сесть не смогу.

— А терпеть надо было, а не в кустики отходить, — я невольно вспомнила, как этот недобоевик с визгом выскочил из кустов со спущенными штанами и с болтающейся сзади иллюзией нечисти, вцепившейся в филейную часть тела.

Белобрысый зло на меня зыркнул, но спорить не стал.

— Скорее бы уже магистр Карватраш вернулся, — хлюпнул он носом. — Я думал, он чудовище, а оказывается, он нормальный, не то что этот.

— А где магистр Карватраш? — тут же спросила я. Мне ведь действительно было интересно, почему сегодня не он у нас занятия проводит. Я-то думала, что его и ведьму-старшекурсницу на все время учебы к нашей группе прикрепили, а оказалось, что нет.

— Рис, — белобрысый кивнул в сторону оставшихся с магистром парней, — слышал, будто бы у него какие-то срочные семейные дела и он уехал.

— Понятно, — ответила я шепотом, потому как нас могли уже услышать, кусты были благополучно обследованы, а мы даже ни разу не покусаны.

Для орка семья и его Стан — это практически все. Немногие знают, что мы очень ответственно подходим к выбору своей пары. Я не осуждаю Ветер или ее Заразу за клятву, взятую с Равидана. Ветер удивительно мало знает о, казалось бы, обычных вещах, так откуда ей знать о традициях орков? Люди привыкли видеть в нас сильных и беспощадных воинов и думают, что мы такие всегда. Они редко задаются вопросом о нашем быте, еще реже об отношениях и практически никогда о наших традициях и их истоках. В степи одному не выжить, но и в Стане, каким бы он большим ни был, ты всегда как на ладони. Каждый твой шаг кто-то видит и кто-то помнит. Оступишься один раз — измажешься на всю жизнь. Степь не прощает. Особенно она не прощает слабости и малодушия. Многие считают, что мы, орки, как животные — живем инстинктами. И это правда. Инстинкты помогают нам выжить, почувствовать опасность до ее появления, действовать быстрее и стремительнее, чем мыслить. Но эти же инстинкты не дают нам прятаться от собственных чувств. Мы не привыкли притворяться, мы такие как есть, какими нас создала матушка-Степь. И если мы любим, то один раз и навсегда. Ни один орк не посмотрит с вожделением на женщину, с которой не готов создать семью, и ни одна орчанка не позволит себе заигрывать с мужчиной, за которого не готова выйти замуж. Мы не притворяемся в своих чувствах, а то, что чувствуем, ценим выше жизни.

То, что приемлемо для человека, неприемлемо для орка. Мама знала об этом, когда согласилась уйти к папе в Стан. «Может, здесь и тяжелей жизнь, чем в большом человеческом городе, — сказала она мне как-то, — зато эта жизнь честнее».

Будь на моем месте Ветер, она проблему с клятвой Равидана запросто превратила бы в шутку. Но она человек, а я лишь наполовину. И даже моя человеческая половина отчаянно сопротивляется игре чувств.

Обратно к общежитию ведьм я плелась, едва переставляя ноги. Если бы на меня сейчас напала тварь, то единственное, что я сделала бы — это попросила бы ее дотащить меня до общежития. Магистр Коротон даже из меня сумел вытянуть все силы, что даже папочке не удавалось. За недобоевиков я вообще молчу — я их потеряла еще во время подползания к столовой. Первого, самого длинного еще до входа в центральный корпус. Просто в какой-то момент поняла, что в моих руках не две руки и нога, а две руки и пустой сапог. Самого покусанного иллюзиями нечисти я оставила на развилке между центральным и целительским корпусом. Кто его знает, что ему больше нужно. Сидеть-то он все равно не может, а стоя есть у него вряд ли силы найдутся. Белобрысого же я оставила у центрального портального перехода исключительно по его собственному желанию. Он начал проситься домой. Ну домой, так домой — мы все равно ползли мимо рамки.

Упала. Нет, не на пол, на свою кровать. Только вот уснула я, кажется, еще в процессе приземления на нее.

— Эйсма, — кто-то звал меня тоненьким звенящим голосочком. — Эйсма, просыпайся.

Спросонья, ничего не понимая, я постаралась отмахнуться от голосочка, но в ответ получила только веселый смех.