Ведьма и Охотница

Ти дожидалась тролльских крестов, гуляя по округе. Вилмсбург был маленьким городком, даже, скорее, деревней. Небольшие домики со скатными крышами жались друг к другу, словно дети, что греются у камина. В центре города стояла часовня: непритязательное, высокое сооружение с серой крышей и закругленными углами, заманчивое в своей простоте. Внутрь Ти не заходила, обходя здание стороной из-за собственных верований.

Ничего другого Ти и не желала – ей нравились тихие улицы, растения, которые пробивались через брусчатку мостовой и тянулись к солнцу, жители, знающие друг друга в лицо, по именам и по всей родне.

Через час девушка забрала тролльские кресты у кузнеца, горячо поблагодарила его, оставила денег больше прошеного и на пути к выходу незаметно начертила веточкой лаванды руну защиты на двери. Может, Эррол в колдовство и не верит, но Ти так спокойней.

Дома, укутавшись в самое легкое из своих одеял на кресле-качалке – к вечерам порой становилось прохладно, – Ти задумчиво смотрела в окно, перебирая спицами. Уже вечерело, поэтому на столике у кресла, на камине и на подоконнике горели свечи. Чтобы успокоить смятение в душе, Ти выбрала лавандовые. Шарфики девушка вязала так давно и искусно, что даже не опускала взгляда: только, бывало, плутала в своих мыслях и на вязке это отображалось рядом перепутавшихся или косых петель. Вот тогда она спохватывалась, распускала несуразицу и принималась вязать заново. Ти любила занять руки и думать о чем-то своем, так что путались петельки часто.

Нового бардака фейри еще не учинили, и девушка надеялась, что этим все и закончится. Тролльские кресты она повесила там, где раньше были медные колокольчики, еще один оставила на пороге и один положила на подоконник. Блюдце с лакомством тоже ждало фейри у крыльца: главное, чтобы мухи не успели объявить его своей собственностью.

Ти уже почти заклевала носом, убаюканная запахом лаванды и размеренным мерцанием свеч, но из этого сладостного состояния ее вырвал шум снаружи: к ней будто продирался медведь через лес. Девушка подскочила, пряжа и вязанье упали на пол, одеяло горчичного цвета соскользнуло с колен.

За все время, что она жила здесь, встреч, которые начинались подобным образом, было две: в первый раз это был дикий кабан, который чуть не растоптал ее, во второй – пьяный охотник. Ти схватила склянки с тумбочки рядом с дверью. В одной хранился ядовитый сок лютика, в другой – его пыльца. Ти была против насилия, но опыт научил, что нужно уметь постоять за себя. Если бы не склянки, которые она завела после встречи с кабаном, то страшно представить, что бы с ней сделал охотник. При виде нее он заплетающимся языком забормотал что-то про «объемы, что надо» и распустил бы руки, если бы она побоялась воспользоваться их содержимым. А так охотнику – скорее, тупоголовому болвану, – оставалось только кричать, пока его кожа покрывалась волдырями от сока лютика, а потом сгибаться в приступах кашля, потому что в рот ему Ти засыпала не менее ядовитой пыльцы. Сердце быстро стучало, отзываясь в ушах, руки тряслись, перед глазами помутнело от страха и накативших слез: когда охотник, воя от боли, заковылял прочь – к счастью, он был так пьян, что ружье потерял в лесу, и давать отпор не собирался, – она склонилась над травой, и ее вывернуло наизнанку. Утерев рот рукой, Ти рухнула на поляну, чувствуя, как дрожат колени.