Ведьма и парашютист

Ждать целый час было трудно, очень бурчало в животе, но я погрыз еще немножко морковки и стал придумывать, что Ури может приготовить на завтрак. Пока я смешивал в миксере корм для свиней, у меня в перед глазами проходили разные замечательные картины, вроде сосисок с капустой или шмальценброда с картофельным салатом. Потом среди этих картин появилось лицо фрау Инге, - я так размечтался про завтрак, что даже не заметил, как она вошла. Она почему-то была в том самом нарядном платье, в котором она вчера ходила на праздник, глаза у нее были усталые и волосы не причесаны. Я вспомнил, как Ури ночью тоже спал в кресле одетый, и мне стало казаться, что у них что-то случилось. Тем более, что фрау Инге не улыбалась, как обычно, а смотрела на меня как-то недобро, - наверно из-за мамки. Я только не мог понять, как она узнала, какие ужасные вещи мамка плела про нее ночью Петеру. Но это было неважно, - важно было, что она про это знает и сердится за это на меня.

Она что-то сказала, - я не расслышал, что, - и быстро ушла, и я совсем расстроился, потому что не знал, итти мне к ним завтракать или нет. Я стоял и все крутил, и крутил в миксере похлебку для свиней, хотя она давно уже была готова, и с трудом удерживался, чтобы не заплакать. Как-то вдруг получилось, что никто-никто на свете меня не любит: мамка отпустила меня среди ночи и не попросила остаться, а фрау Инге все равно сердится на меня из-за мамки. И даже к Отто я не могу пойти, как раньше, чтобы все ему рассказать: Отто теперь стал дружить с фрау Штрайх больше, чем со мной, и совсем не радуется, когда я к нему прихожу. Мне даже иногда кажется, что он хочет, чтобы я поскорей ушел.

Тут кто-то налетел на меня сзади и больно ударил под коленки, так что я чуть не упал. Это был мой друг Ганс и мне стало стыдно, что я про него совсем забыл, а ведь он один-единственный меня любит. От этого я огорчился еще больше, потому что мой Ганс за последнее время здорово вырос и я теперь ужасно боюсь, как бы фрау Инге его не зарезала, когда у нее будет большой заказ из колбасной фабрики. Я все время собираюсь попросить ее, чтобы она его вообще не резала, а оставила на развод - у нее есть такие кабаны на развод, они живут в отдельном загоне, их не режут, а кормят специальной едой и запускают к свиньям, когда у маток течка. Карл любил говорить, что у него руки чешутся их всех перерезать, потому что они типичные представители класса паразитов. Но мне все равно, пусть Ганс будет паразит, только бы фрау Инге оставила его жить в свинарнике, чтобы мне было с кем дружить.

Я повез тележку с кормом в свинарник, а Ганс с радостным хрюканьем побежал за мной. Когда я разливал пойло по кормушкам, я подумал, что просить фрау Инге про Ганса не поможет, потому что вспомнил, как она велела, чтобы я прекратил нежничать с Гансом - она так и сказала

"прекрати с ним нежничать, а то ты создаешь моральную проблему ". Я не знаю, что такое "моральная проблема", а когда я спросил про это у мамки, она шлепнула меня по губам и сказала, чтобы я не умничал. Наверно, она тоже не знает, но это точно что-то плохое.

Я решил не рассказывать Гансу про эту моральную проблему - зачем его пугать, что его каждый день могут зарезать, если я все равно не могу его спасти? Я просто присел возле него на корточки и начал чесать его за ухом и тут вдруг громко зазвонил колокольчик у ворот. Я очень удивился, потому что фрау Инге не говорила, что она кого-то ждет, и пошел посмотреть, кто бы это мог быть. На улице моросил противный холодный дождик, из-за которого было трудно разглядеть, кто стоит у ворот в длинном прозрачном плаще, но это точно был кто-то незнакомый. Рядом с незнакомой фигурой в длинном плаще был припаркован незнакомый темно-красный Оппель. Я нарочно шел к воротам медленно, чтобы сперва рассмотреть, кто это приехал - фрау Инге не любит, когда я открываю чужим. Сейчас еще не так, а когда у нас жил Карл, так она просто запрещала мне открывать ворота.

Но когда я подошел ближе, я увидел, что это вовсе не незнакомые люди, а две профессорши из Верхнего Нойбаха, как раз те самые, которые поссорились с фрау Инге из-за начинки лукового пирога. Они очень друг на друга похожи, только одна красивая, а вторая страхолюдная. Страхолюдная звонила в колокольчик, а красивая выглядывала из Оппеля и кричала страхолюдной:

- Звони, звони еще, Доротея, она точно дома!

Потом она заметила меня, - я как раз остановился, чтобы решить, открывать им или нет, - и начала махать мне изо всех сил:

- Отвори ворота, Клаус, мы знаем, что фрау Инге дома!

Я очень испугался - откуда она могла знать, что меня зовут Клаус, разве я был с ней знаком? И я не стал им открывать, а побежал к фрау Инге сказать, что кней приехали те самые профессорши из Верхнего Нойбаха. По дороге я вспомнил, как один раз мамка и Эльза мыли посуду на кухне и думали, что я не слышу, так они говорили про этих двух такое, такое, такое! - нет, я ни за что не мог бы это повторить.