Ведьма и тьма

– Не поеду я в Доростол, Малфрида, лучше не проси. Сказал же – отвоевался я. Так что, думаю, надо переправляться через Дунай. Там, в землях Онгл, у меня есть имение, и ромеи туда вряд ли доберутся. Уйду от всех – и от ромеев, и от русов Святослава. Если ваш князь-воитель не смог отстоять Болгарию, чего ж я за него держаться буду?

И вдруг подсел к ней, взял за руки.

– А хочешь, тебя с собой возьму? – спросил с лаской в голосе. – Что тебе до них, когда дело уже проиграно? А за Дунаем я в чести. Поселю тебя там как госпожу свою, женой сделаю…

Малфрида какое-то время смотрела на взволнованное лицо болгарина – тот глаза опустил, но щеки вспыхнули, даже выбритая голова порозовела. Стыдится проявлять перед ней слабость. И правильно делает. Кто он для нее? Вот Свенельда она любила. И другого любила – ромея лживого.

– А что ты про Калокира знаешь? Где он? – решилась все же спросить.

Йовко дернулся. Он ей женой предлагает стать, а она про полюбовника своего думает! От которого сама же и сбежала. Калокир ее тогда разыскивал, повсюду людей рассылал, награды сулил тем, кто отыщет Малфриду. Но она вернуться не пожелала.

– Что тебе до Калокира, Малфрида? Ну, уехал твой любезный, вернулся в империю – куда же ромею еще податься, как не под защиту цареградских стен?

– Он… Неужели он бросил Святослава в тяжкую годину? – вздрогнув, спросила Малфрида.

И опять Йовко показалось, что глаза ее желтизной замерцали. Может, просто отблеск заходящего солнца в темных очах отразился?

– Давно нет при князе Калокира, – произнес Йовко словно против воли. – Еще после битвы при Аркадиополе отбыл он. Рассказывал я тебе, что сперва Калокир советовал Святославу идти на ромеев, пока тех арабы набегами отвлекают, а потом вдруг сам уехал. Может, поссорился с князем, может, решил, что служить ему невыгодно, а может, Цимисхий его призвал. Калокир-то сам из ромейской знати, вот и поехал к новому императору на службу проситься.

– Нет, Калокир Цимисхию служить бы не стал, – заметила ведьма задумчиво. – Он был верен Никифору Фоке, которого убил Цимисхий. Но он мог поехать к своей невесте, – произнесла она с дрожью в голосе. – А невеста Калокира не какая-то там девица ромейская, а сама царевна Феодора, дочка Константина Багрянородного. О, подле нее патрикий Калокир неплохо устроится!

– Кто его невеста, говоришь? – хохотнул Йовко. – Феодора Порфирородная? Станет она с каким-то бродягой из Херсонеса связываться! Да будет тебе известно, женщина, что эта Феодора стала женой самого Цимисхия. Она ныне императрица ромеев. С чего ты взяла, что Калокир твой к ней поехал? Да нужен он ей… как листва прошлогодняя.

Малфрида порывисто встала – даже волосы взметнулись, как от сильного ветра. А потом застыла, глядя перед собой. И уже не слушала, как Йовко опять взялся уламывать: у него, мол, охрана своя, защитит в пути, да и в землях Онгл никто их не тронет, жить вместе станут.

– Ступай, Йовко, – негромко молвила Малфрида. – Иди, устал ты очень, спать теперь долго будешь. А потом поедешь, куда хотел. Так тому и быть.

И он ушел. Спокойно и прямо, даже не задумываясь, отчего глаза милой ему руски опять янтарно-желтыми показались.

А Малфрида долго сидела на берегу, погрузившись в размышления.

Калокир, лукавый и рвущийся к славе, когда-то сказал Святославу, что хотел бы стать императором. Для этого ему нужна была порфирородная царевна Феодора. Но теперь она жена другого – самого Иоанна Цимисхия! Наверняка узурпатор поспешил жениться на той, в чьих жилах текла кровь благородных императоров, чтобы упрочить свои позиции. Не на коварной же Феофано, опорочившей себя в глазах всей империи, было ему жениться! А Калокир? Где же тогда херсонесец? Простоватый Йовко уверен, что Калокиру будет хорошо в Константинополе. Но если правда то, что патрикий Калокир побратался со Святославом, его вряд ли с распростертыми объятиями примут в Царьграде. Скорее объявят изменником. И мало ли что с ним случится тогда…

Но что Малфриде до Калокира? Разве не приказала она себе забыть его? А вот… заныло сердце… Даже горькая печаль о Свенельде отступила. Свенельду она уже не поможет, остается лишь оплакать его. А тревога за Калокира росла. Она была готова смириться даже с тем, что Калокир сошелся с другой женщиной. Пусть. Только бы не случилось с ним беды. Впрочем, что этому пройдохе сделается? Ловок, умен, умеет к себе расположить. И все же…

У Малфриды голова шла кругом при мысли о той слабости и зависимости, которую приносит с собой любовь. И она ничего не могла с собой поделать – ей во что бы то ни стало надо было удостовериться, что с Калокиром не случилось беды.