Ведьма. Открытия

– Цыц, василек! – шикнул на меня Лукин. – Не ломай мне процесс успокоения.

Я и притихла, тоже сосредоточившись на просмотре. Ведьмак сначала хмыкал изредка, потом стал широко улыбаться, заражая этим и меня, а потом уже местами откровенно ржал. А я… я скрытно им любовалась. И еще наслаждалась моментом поразительной уютности, которую дарило тепло его большого тела, надежность мощного плеча под моей головой, густой звук его смеха, запах, возвращающий в момент нашей потрясающей недавней физической близости.

И снова как-то совершенно естественно оказалось чуть повернуть голову и быть встреченной на полпути в этом движении. Губы к губам без раздумий и мгновения колебания, просто мягкое слияние, втекание друг в друга, в неспешный поцелуй. Так, словно это было чем-то обычным и обыденным между нами, случалось уже в миллионный раз, как если бы мы могли читать взаимно желания по сотням микро сигналов. Предугадывать. Как если бы между нами была настоящая нежность, которая рождается только из настоящей же близости.

– Василек же! – с досадой пробормотал Данила, оборвав этот внезапно-неизбежный контакт, и скатился с меня, хотя и заметить не успела, как оказалась под ним, полностью принявшая его вес, с широко распахнутыми бедрами. И только тогда я услышала, что в дверь стучат.

– Это не я, – зачем-то ляпнула, стараясь отдышаться.

– Да это с самого начала все время ты! – обличительно ткнул в меня указующим перстом ведьмак и вскочил на ноги. – Вставай, мелочь без стыда и совести, пойдем твои бабки бешеные отрабатывать.

Поправил себя в районе ширинки и пошел к двери.

Как только мы вернулись в помещение кафе в сопровождении Лены, ведьмак, не церемонясь, проколол ей серебряной иглой подушечки всех пальцев под ее испуганное ойканье и велел замесить крутое тесто только из муки и воды. Разложил на столе одно из кухонных полотенец и, погремев посудой, принес две шумовки. Мне же он приказал взять еще одну большую посудину и всыпать туда пару кэгэ соли, налить воды и мешать. Сам он сел прямо на пол в углу и, наклонившись, принялся бормотать.

– Хозяин местный, труженик заботливый, не серчай, что к тебе в час неурочный, Луной не осененный, за подмогой обращаюсь. Надобно нам с тобой вместе шкоду, чужой рукой злонамеренной принесенную, из твоих владений извести. Подсоби уж покой и себе, и домочадцам своим вернуть, да порядок прежний установить.

– Ох, божечки, как же все это чудно и страшно, – прошептала Лена, с усилием вымешивая тугое розоватое тесто.

– Молчим все! – строго прикрикнул на нас Лукин и, поднявшись, глянул на результаты наших усилий. – Лена, лепить умеете? Давайте лепите младенчика.

– Что? – опешила женщина, но ведьмак глянул грозно.

– В пупсов играли в детстве? Ну вот, вперед, лепите нечто похожее.

И он встал у Лены за плечом, внимательно следя за процессом создания куколки из теста, забормотал снова, теперь скороговоркой.

– Игошка-игошка, не хочешь ли тела-плоти себе немножко? Малого, да крепкого, кровью доброй матери умащенного. Игошка-игошка, приди-погляди, дадим тебе ножки, побегать немножко. – Вокруг загрюкало-зазвякало, послышались звуки возни, точно как ночью, когда первое чудо-юдо с ногами как у кузнечика утаскивало второе, бесформенное, но Данила зыркнул на нас с “всем молчать и продолжать” видом и бурчал монотонно дальше. – Игошка-игошка, нырни-загляни, дадим тебе ручки, потрогать все всласть. Игошка-игошка, спеши-торопись, дадим тебе ротик, матушку родную испросить-позвать, молока да сахару испробовать. Игошка-игошка, поторопись немножко, дадим тебе глазки, мир посмотреть и увидеть к родной крови путь-дорожку.

Шум стал ближе и сильнее, разбилось несколько чашек, упали держатели для приборов, рассыпая ложки-вилки, загрохотали кастрюли, но вот возня борьбы прекратилась. И вдруг все вовсе стихло, и этой тишиной меня почему-то пробрало до костей, как порывом ледяного ветра, и, кажется, я постигла, что это за ощущение, когда волосы на голове шевелятся. А через секунду вся потная от усилий и страха Лена завизжала истошно и повалилась под ноги Лукину с закатившимися глазами. Он же и не подумал предотвратить ее падение, а вместо этого схватил со стола результат ее лепки, молниеносно переместился ко мне и швырнул тесто в соленую воду. И тут я заметила, что оно шевелится! Подергивается, как от разрядов, и мне от этого зрелища подурнело так, что я едва не присоединилась к Лене. Но Данила не дал поддаться ужасу и отвращению. Встал за спиной, мгновенно накрыл мои кисти своими, переплел пальцы и погрузил их кончики в воду, преодолевая мое сопротивление этому.

– Слова давай, Люськ! – рыкнул он мне в ухо. – Запирай его! Живо!

Часть моего сознания откровенно зашлась в вопле паники, но другая, уже знакомая и знающая, среагировала тут же, и слова полились сами собой.

– Водица могучая, помощница моя родимая, суть жизни всей, плени то, что суть мертвое, безымянное, в тебя сейчас ввергнутое. Плени-закуй и отвергни!