Ведьма полесская

– Ты, матушка, хлопочи по своей части, а мне тоже надо кое-что к приезду сына сделать, – сказал Семен Игнатьевич и уже для себя прикидывал план мероприятий. – На уток сходим, как раз время подоспеет. В Липово у пана Аттона Горвата[30] бал намечается. Всё окрестное панство соберётся. Так, хорошо… Что ещё? А! – ещё о чем-то вспомнив, Семен Игнатьевич поспешил во двор.

– Опять со своими ружьями возиться надумал, – зная увлечение супруга и сына, притворно вздохнула Прасковья Федоровна.

Но воодушевлённый барин уже не слышал этого ироничного замечания. Он уже не мог усидеть на месте и горел желанием немедленно действовать.

Возле овина Семен Игнатьевич заметил Степана. Это тоже новый панский работник, но, в отличие от Прохора, он не был крепостным и появился в имении значительно раньше. Степан состоял на службе у пана Хилькевича в должности приказчика.

Ещё до смерти Петра Логинова, когда тому уже было не до работы, на Степана временно возложили обязанности следить за порядком на отработке барщины. Немалую роль в этом сыграл его шурин, старший над дворовой челядью. Быстро смекнув обо всей выгоде представившегося шанса, Степан из кожи лез вон, чтобы оправдать доверие. Его рвение было замечено и оценено: Степан остался на должности приказчика. Почувствовав власть над забитыми крестьянами, он по жестокости и грубости быстро превзошёл своего предшественника. «Да-а, не зря говорят, что хуже нет, когда из грязи да в князи!» – сетовали мужики, убеждаясь в правоте народной мудрости.

Раздумывая, Семен Игнатьевич некоторое время смотрел на приказчика. Наконец решившись, окликнул его:

– Степан, поди-ка сюда!

– Что прикажете, Семен Игнатьевич? – угодливость так и струилась от подбежавшего приказчика.

Пан Хилькевич часто ловил себя на мысли, что ему иногда даже претит слащавое раболепие Степана. Но как приказчик Степан быстро уловил суть службы и идеально подходил для этого. Казалось, его маленькие хитровато-блуждающие глазки всё видели, ничего не оставалось незамеченным. На мякине этого скользкого человека не проведёшь и не обманешь. За это пан Хилькевич и ценил приказчика, а мужикам от этой хитрой бестии за любую малейшую провинность доставалось с лихвой.

И ещё пан Хилькевич заметил, что Степан на дух не переносил Прохора. И это, судя по всему, всё из-за его, Семёна Игнатьевича благосклонности к новому ловчему. Но пан Хилькевич не догадывался, что была ещё и другая причина такой неприязни…

Степан слыл ненасытным бабником и, пользуясь некоторой своей властью, он всевозможными методами с настырной настойчивостью добивался желаемого. Одних молодиц запугивал, другим поблажки всяческие сулил, а были и такие, что сами под него шли, добиваясь какой-либо выгоды. Об этих шалостях приказчика Семёну Игнатьевичу не раз доносили и жаловались селяне. Некоторые даже грозились самосуд учинить. Но по своей натуре белорусский мужик не предприимчив и тяжёл на подъём, поэтому пан Хилькевич был твёрдо убеждён, что дальше слов дело не пойдёт.

Внешне же Степан ничего интересного собой не представлял: на вид тридцать пять-сорок лет, некрупного телосложения, суховат. Выцветшие маленькие глазки, редкие рыжеватые волосы и такие же ресницы делали его похожим на худого поросёнка. Но неброская внешность приказчика с избытком восполнялась его жизненной энергией.

И вот надо ж было такому случиться: запал Степан своим похотливым желанием на совсем молодую девушку, дочку своего предшественника. Хотя приказчик пока и не делал попыток добиться её благосклонности, но уже с жадностью поглядывал в её сторону и чувствовал: неприступна девка! Надо выждать! Да и батьку ещё года не прошло, как похоронила. Решил Степан повременить маленько, никуда она не денется. А тут, на его беду, возьми да и появись этот лесничок. И на кой ляд он понадобился пану Хилькевичу? Появился, да и с «его» Марылькой сошёлся! Тут уж приказчика совсем зависть одолела. Да ещё заступничество пана подливало масла в огонь. И породила эта зависть чёрная ненависть лютую. Но по хитрости своей спрятал приказчик чувства истинные в себе глубоко, виду ни в чём не показывал. Жил изнутри злобой пожираемый да зачастую на людских спинах эту злобу и вымещал.

И решил Степан для начала при каждом удобном случае портить отношение Семёна Игнатьевича к любимчику своему – Прошке-холопу. Получится – тогда и за девку можно будет всерьёз взяться. Заступиться уж некому будет.

И вот теперь Семён Игнатьевич смотрел на угодливо улыбающегося приказчика и до конца не мог определить: что за человек этот Степан? Вроде службу отменно исправлял, а вот душа – потёмки. Ну, да ладно уж, время покажет.

– Ты вот что, Степа, пошли-ка кого-нибудь на вырубку с весточкой. Надо передать, чтоб Прохор немедля ко мне прибыл, – сказал Семён Игнатьевич и, видя, как у приказчика вмиг скисло слащавое выражение лица, решил сгладить его ревностную зависть маленькой хитростью. – И чтоб мигом сюда летел! А не то – шкуру спущу с сукиного сына! Всё понял?!

– Понял! Всё понял! Мигом будет исполнено! – просиял Степан и бросился исполнять приказание.