И выскочила из комнаты, захлопнув створки дверей перед носом красавицы. В спину донеслись ругательства столь отборные, что кровь прилила к щекам.
«Ну надо же. И где она так научилась-то?»
— Следуйте за мной, госпожа Нирс, — произнес гвардеец, и в голосе его Дани почудилась насмешка.
Она всмотрелась в красивое, холеное лицо мужчины, но он очень быстро отвернулся и пошел вперед по коридору.
— Следуйте за мной, — повторил, обернувшись, — его величество не любит ждать.
…Они свернули направо. Потом налево. Магкристаллы светили тускло, как будто их пригасили намеренно.
Потом еще раз налево. Нарядную отделку сменила простая штукатурка. Гвардеец все так же уверенно шел вперед, чеканя каждый шаг.
— Куда мы идем? — наконец спросила Дани.
— К его величеству, в личный кабинет.
Холодом продрало до самых костей. Выходит, Ксеон желает отужинать с ней один на один? И только ли отужинать?
Она невольно замедлила шаг. Желание идти куда-либо пропало окончательно.
«Может, сказаться больной? Вот, прямо сейчас… и вернуться к себе? Наверняка эта стерва Льер ушла, и я даже смогу запереться на ночь».
Желудок немедленно запротестовал против такого решения, сжавшись сушеным яблоком и напоминая, что последний раз Дани ела ой как давно.
«Ну и что? А в спальне есть виноград. Да и вообще, что мне, привыкать к голоду?»
Тем временем гвардеец свернул в очередной, едва освещенный коридор. Здесь было очень тихо, каждый шаг эхом отражался от каменных стен. Дани поняла, что они забрели в самую старую часть дворца, которой несколько веков.
— Долго еще? — осторожно спросила она, — послушайте, мне нездоровится. Я бы хотела вернуться в спальню.
И усмехнулась. Все же струсила. Испугалась, что Ксеон потянется к ней. Или сделает то самое предложение, от которого ни одна женщина королевства не может отказаться. А ведь когда-то мечтала о чем-то подобном, а, Дани?
— Недолго, — обронил гвардеец.
Внезапно он резко повернулся к Дани, и она увидела, как тускло сверкнул в руке нож.
— Прости, крошка, ничего личного. Но ты мешаешь моей принцессе.
Мгновения застыли.
И Дани как-то отстраненно подумала о том, что встретится с Аламаром куда раньше, чем планировала.
Судорожно сглотнув, она вдохнула полную грудь воздуха и…
Под правым ребром обожгло болью. Затем еще, в животе. И еще.
«Мамочка, — верткой рыбкой скользнула мысль, — так вот каково это… умирать».
Стремительно накатывала тьма, мир перед глазами подернулся серыми трещинами и закружился в безумном танце. Дани с трудом осознала, как ее дернули вверх за волосы, и как горла коснулась сталь.
«Моя маленькая», — голос Аламара в ушах.
«Иду к тебе».
Вот так. Все просто. Теперь они будут вместе, уже навсегда.
И на неизмеримо короткое мгновение она снова увидела вокруг себя кокон из разноцветных шерстяных ниток. Они были совершенно живыми, ползли к ней, тянулись, словно маленькие пушистые червячки, и наконец руки ее оказались погружены в их мягкую теплую массу.
«Рано умирать, — сказал Аламар, — не сдавайся. Ты все сможешь, и не будет тебе равных».
«Но я хочу к тебе».
«Рано».
Проваливаясь в кромешную тьму и чувствуя, как сталь безжалостно вскрывает горло, Дани подхватила нитяные обрезки, вскидывая их вверх, швыряя в грудь убийце.
Она совершенно не понимала, зачем это сделала.
И не знала, почему.
Но прямо перед ней что-то жарко вспыхнуло, опаляя волосы, и одновременно отбрасывая назад. В руки хлынуло живительное тепло, разгоняя мрак, скрадывая боль в животе. Дани вскрикнула, ударившись спиной о стену, а потом неожиданно поняла, что может дышать, и что ей не то, что неплохо, а очень даже хорошо.
Куда-то вперед по коридору убегал обратившийся в факел человек, и от его звериных воплей звенело в ушах. До тошноты, хотелось вырвать из сознания эти жуткие крики, оказаться в тишине.
Она стиснула рану под ребрами, там, где печень. Руке стало горячо от крови, пропитавшей платье. Дани сунула пальцы в разрез, пощупала кожу — раны не было, лишь бугристый шрам.
— Всеблагий, — прошептала она и расплакалась.
Наверное, она лишилась чувств, потому что, открыв глаза, обнаружила себя в кровати. Она встревоженно повертела головой — чтобы обнаружить рядом в креслах Эльвина и совершенно седого старика, скрюченного, похожего на сверчка. Хлопнула дверь, и на пороге появился Ксеон собственной персоной, взъерошенный и донельзя злой.
— Ну, как она? — зыркнул недовольно на Эльвина, — что молчите?
Дани моргнула и шевельнулась под одеялом, что не прошло незамеченным. Ксеон метнулся прямиком к ней, тяжело опустился на край кровати и схватил за руку так, словно хотел переломать кости.
— Дани… Как ты?
Она все смотрела на него, смотрела… На холеном лице Ксеона было написано искреннее беспокойство. Но ведь так уже было. Именно так смотрел он на нее в замке Энц, и тогда она купилась на эти взгляды, как последняя дура. Сейчас же не чувствовала к нему ничего, как будто король был совершенно пустым местом. В ушах все еще звучал тихий, чуть хриплый голос Аламара. «Моя маленькая».
Всеблагий, как же странно и даже глупо постоянно ощущать рядом с собой того, кто уже никогда, никогда не вернется!..