Я понимала, что он один ипотеку не потянет, разве что ему поможет какая-то там «старуха», вероятно, одна из его любовниц. При разводе, даже оставив Игорю квартиру с мебелью, я не потеряю ничего, а только приобрету. А вот Игорь может растеряться. Бывали дни, кода у него не было денег даже на сигареты! А кто его будет кормить? Одевать? Обстирывать его? Гладить его рубашки и чистить ботинки? С моим уходом он лишится той женской заботы, которой пользовался все годы нашей совместной жизни, не компенсируя мне ни любовью, ни лаской, ни деньгами. Он будет лежать на диване в темной комнате, одетый и в ботинках, и умирать от голода. Вот такую картинку я себе нарисовала, думая о его будущем. Странное дело, подозревая его в связях с разными женщинами, которые, безусловно, подкидывали ему денег, я ни разу не представляла его с ними, картинка сытой и красивой жизни в окружении ухоженных любовниц не получалась. Быть может, это происходило оттого, что я просто не хотела верить в его измены и старалась видеть в нем мужа-добытчика? Думаю, что так. И вот сейчас, когда мне выдался уникальный случай представить себе мою жизнь без него, да еще в новых и весьма комфортных условиях, я увидела в нем лицо законченного негодяя.
А себя ощутила полной дурой, слепой и глухой, и не желающей разрушать то, чего и не было вовсе!
Развод – это решено, и наш разговор с Игорем, вероятно, неизбежен (даже если мне удастся договориться с адвокатом вести все переговоры без меня, Игорь все равно меня найдет, я его знаю), а потому я решила к нему как следует подготовиться, и, вернувшись домой, воспользовавшись отсутствием мужа, битых два часа тренировалась делать записи на диктофоне.
Я чувствовала необыкновенный прилив сил, мне казалось, что я стала выше ростом, распрямилась и даже как будто стало легче дышать.
– Малыш, – сказала я, прижимая к себе сынишку и целуя его теплую кудрявую головку, – давай-ка мы сейчас с тобой соберем вещи и отправимся на новую квартиру!
Миша улыбнулся, как если бы на самом деле что-то понял.
Посадила его в кроватку, достала большую сумку и принялась складывать туда наши вещи, документы. Я торопилась, мне не хотелось, чтобы за этим занятием меня застал Игорь. Получается, что я пока еще не была готова к разговору. Хотя диктофон находился у меня в кармане фартука. Я вообще люблю фартуки и не понимаю, как многие женщины обходятся без него. Фартук – очень удобная вещь. Особенно вместительные карманы, куда можно положить все, что нужно: носовой платок, подобранные с пола пуговицы, гвоздики, бутылочные пробки, детские игрушки…
Или вот теперь – диктофон.
Но в тот вечер он мне не понадобился. Я быстро собрала самые необходимые вещи и продукты, сложила и завязала в узел детскую постель, заказала такси, и, оставив на столе записку: «Я подаю на развод, не ищи меня», мы с Мишей поехали на новую квартиру.
Я действовала как во сне. И такси, увозившее меня в новую жизнь, казалось с крыльями – так быстро мы двигались по шоссе.
Прижимая к груди сына и машинально баюкая его, я молилась об одном – чтобы все это не закончилось, чтобы ключи, которые я везла в своей сумке, не исчезли, не испарились, как это бывает, когда просыпаешься и оказывается, что тот рай, в котором ты провел незабываемые мгновенья, был всего лишь сном.
Водитель такси помог нам поднять вещи, за что я ему хорошо заплатила.
Конечно, ключи не исчезли, мы вошли в наш новый дом, и я хорошенько заперлась на все замки.
Включила повсюду свет, вскипятила воду для чая, достала посуду. Разложила на столе привезенные продукты: молоко, хлеб, кашу для Миши и колбасу для себя, и мы с ним поужинали.
Постелила нам с сыном в спальне постель, мы искупались и легли спать. Миша уснул сразу, а я долго лежала, глядя на плывущие по стенам тени деревьев, освещенные фарами проезжающих за окнами машин, и представляла себе лицо Игоря, читающего мою записку.
Телефон я, понятное дело, отключила. Надо бы вообще поменять сим-карту, решила я.
Его лицо… Лицо, которое я так любила… Сначала он нахмурится, потом верхняя губа его искривится и дернется вверх, обнажив зубы. Такая гримаса презрения и ненависти. Возможно, что кулаки его сожмутся в бессильной ярости. Он начнет метаться по квартире, искать нас с Мишей, понимая, что это напрасно. Что такие записки просто так не пишутся. Конечно, он в первую очередь подумает, что я каким-то образом узнала о его измене, и все его мысли потекут именно в этом направлении: как я узнала? Кто мне сказал? И губы сами будут шептать какие-то глупые фразы типа: «никому не верь», «ты дура, раз поверила анонимке», «я люблю только тебя»… Если раньше, когда была жива Эмма, он мог бы поехать к ней, уверенный в том, что я спряталась у нее, то теперь, когда Эммы нет, куда он сунется? Что он вообще знает о моей жизни? Есть ли у меня подруги? Другие родственники или близкие люди? Я досталась ему фактически одна, без родителей, и единственной родственницей была Эмма, которую он ненавидел за то, что она отказывалась давать мне деньги.