— Ну, — сказал Гонза, задумчиво глядя за борт, — похоже, что дело идет к финишу.
— Не торопись, сглазишь. — Пард поморщился. — Еще до Крыма дойти нужно, да и по Крыму потом, до Симферополя…
Было странно сознавать, что перед названием города нет слова Большой. Если верить умершему уже живому-крымчанину по имени Игорь Чепурной, который передал Парду сломанные часы, Симферополь — маленький городишко, размером с район Большого Киева. С тот же Николаев, к примеру. А ведь в Крыму есть и другие города, поменьше. Есть совсем крошечные, меньше Голой Пристани, хотя куда уж меньше — даже представить было трудно. Но Крым жил по своим законам, отличным от законов внешнего мира. Того самого мира, на котором прижилась упрямая система, не желающая меняться…
Собственно, у Парда с Гонзой не было ничего, кроме адреса в Симферополе и имени живого, к которому можно обратиться. Живого звали Вадим Чепурной и умершему крымчанину он приходился братом — Пард с Гонзой в свое время еще удивлялись: вполне обычные имена для Большого Киева.
Они долго стояли на ветру, подставляя лица резким порывам. Над «Гелиодором» носились чайки; их резкие, неприятные крики сопровождали катер от самого берега. Даже во время стрельбы по туркскому торпеднику эти белые птицы вились неподалеку, словно никого и ничего не боялись. Возможно, они и впрямь презирали опасность, а возможно, просто были слишком глупы, чтобы почуять угрозу.
Пард не любил чаек. И не случайно именно они оказались предвестниками неприятностей.
Из открытого бокового окна-иллюминатора ходовой рубки по пояс высунулся матрос. Он пристально вглядывался вдаль, влево от «Гелиодора». Пард с Гонзой невольно взглянули туда же.
Далеко-далеко, у самого горизонта, кружилась серебристая туча. Гонза, наверное, различал даже отдельные белые точки — парящих над водой чаек. А серо-стальную черточку на волнах заметил и Пард.
Зычный голос матроса всколыхнул даже тех, кто спустился в кают-компанию:
— Полундра! Броненосец!
— Право на борт! — закричал откуда-то сверху, из-за рубки, капитан Фран. — Право на борт, рулевой, сто тысяч чертей тебе в глотку и столько же в задницу!
Изысканный слог капитана куда-то растворился, уступив место забористым матросским ругательствам. «Гелиодор» плавно стал отваливать вправо, к западу. Но было поздно: броненосец на горизонте из черточки превратился в пятнышко. Развернулся носом к катеру. И пятнышко это постепенно увеличивалось. А потом их стало даже два. Нет, даже три.
— Начинается, — недовольно буркнул Гонза. — Да, поспешил я, брат-человек. Извини. — Он вздохнул и добавил: — Кстати, я нас поздравляю. Броненосцы таки появились, а значит, мы сумели предсказать очередной шаг системы. Как это ни прискорбно…
Пард зачарованно глядел в море, на приближающиеся броненосцы. Команда «Гелиодора» суетилась, расчехляя пушки — металлорезки, похожие на длинноносых комаров. Пушек было две: одна на носу, вторая ближе к корме, с правого борта.
— Ага, — сказал Гонза с легким укором. — Зашевелились. Чего ж они от турков улепетывали, вместо того чтобы стрелять? Торпедник-то их преследовал всего один.
— Фран говорил, что у них с боеприпасами беда.
Гонза фыркнул:
— С боеприпасами — это еще не беда. Вот без боеприпасов — беда точно.
— Остряк, — проворчал Пард, вцепившись в поручни над бортом. Костяшки пальцев у него побелели.
Мимо с железными ящиками в руках пробежали Рекарте и Рамон; потом — Каминеро и Маноло. В ящиках оказались продолговатые кассеты со снарядами к пушкам.
— Слушай, Пард, я понял, — осенило Гонзу. — Эти ящики мы везли, я их в машине Бюскермолена видел. У морячков действительно нечем было ответить туркам. Вот они и улепетывали.
— Ну, молодец! Ну, проницательный! — уныло отозвался Пард. — Вернемся, я тебе книжку про Шерлока Холмса подарю.
Гонза глубоко вздохнул.
На крышу рубки влез Трыня с металлорезкой-ракетницей. И даже хольфинги-полугномы преодолели извечную неприязнь к воде и покинули кают-компанию. Вольво тоже вышел на палубу.
— Очередной привет от системы, — прокомментировал Гонза непонятно зачем. — Обещанные чонгарские броненосцы.
— Вижу, — коротко отозвался вирг.
В этот момент из твиндека показалась Иней. Пард невольно залюбовался ею. Впрочем, уже в следующую секунду что-то напомнило ему: Иней — лонгер. А значит — почти уже не человек. Чужая.
Пард стиснул зубы. Наверное, это прекрасно — жить века. Знать, что смерть придет за тобой еще очень нескоро, а не через какие-то жалкие тридцать — сорок лет, которые пролетят, и оглянуться не успеешь.
Это очень больно, любить долгоживущего. Знать, что ты в его жизни всего лишь мимолетный эпизод. Один из многих.
Короткое слово «лонгер» — и едва сложившаяся мечта стала вдруг далекой и неприступной.
Чужой.
Пард резко отвернулся. Иней подошла и стала рядом. Ладони ее легли на поручень совсем рядом с ладонями Парда.
На корме орал на матросов боцман Де ла Фуэнте Маркос. Орал, вероятно, для взбадривания, потому что в основном он ругался, а осмысленным было хорошо если одно слово из десяти.