– Не знаю, – ответил кобольд. – Правда не знаю. Он ведь действительно нарушил ведьмачий кодекс. Отработал без предоплаты… И денег в итоге не получил.
– А с этой что будет, если его убьют? – Семен, несомненно, имел в виду рабыню.
– Не знаю, – вздохнул Сход Развалыч. – Правда не знаю. Я не настолько близок к ведьмакам.
– Впрочем, – добавил он пару секунд спустя, – даже если бы и знал, ничего бы я тебе не сказал, Семен. Уж прости за прямоту.
– Шахнуш тодд, – выругался орк. – Совсем недавно я возил клиентов на своей «Деснухе» и был уверен, что в этом мире есть настоящие живые, для которых «честь» и «порядочность» – не пустые слова… А теперь?
– Ты не переживай, – неожиданно улыбнулся Сход Развалыч. – Они действительно есть, эти живые. Просто не всем об этом нужно знать.
Семен с удивлением поглядел на кобольда и вдруг понял, что тот говорит совершенно искренне.
«Случь» мчалась по крайнему левому ряду, то и дело сигналя фарами разнообразной роскошной четырехколесной братии. Некоторые пропускали, некоторые пытались не пустить, но Койон за рулем все равно быстро обходил упрямцев и оставлял их далеко позади. Дома так и мелькали за чуть затененными стеклами дверей.
Обожженная щека девчонки уже была спрыснута чудодейственным ведьмачьим аэрозолем, а Ламберт миролюбиво втолковывал ей:
– Никто тебе отрезать язык не собирается. Это так, всего лишь иносказание. Тебе неизбежно придется научиться молчать, хочешь ты этого или нет, ибо все, что связано с ведьмаками, совершенно не предназначено для посторонних ушей. Молчать все время, пока у нашего друга не отрастет рука и покуда твоя помощь не станет ненужной. И дальше тебе придется молчать. Научишься, никуда не денешься – у тебя просто нет другого выхода.
– А потом? – робко поинтересовалась девчонка.
– А потом – как твой хозяин решит, так и будет. Ты ведь на самом деле угодила в рабство.
Девчонка несмело взглянула на Геральта, откинувшегося на спинку переднего кресла.
– А… У него правда вырастет рука? Новая?
– Правда, – серьезно подтвердил Ламберт. – Сколько тебе раз калечило руку, а, Геральт?
– Правую? – сонно переспросил Геральт. – Это четвертый.
– А левую?
– Левую два раза. И оба раза только кисть.
Девчонка протяжно вздохнула.
– Даже не верится…
– Можешь не верить. Но это так. Ведь мы – ведьмаки. Чудовища. Мутанты. Все, что болтают о нас живые, – правда… Для живых. А как обстоят дела на самом деле – это вопрос отдельный.
Покачав головой, девчонка тихо сказала:
– Странно это… Выглядеть в глазах всех горожан чудовищами… Не слишком ли велика цена за спокойствие города?
Ламберт неожиданно улыбнулся.
– Наивная ты. Никакая цена не высока, если речь идет о спокойствии города. Любого города. Да и не считаю я такую цену излишне высокой. И вопрос цены – действительно отдельный вопрос. Поверь.
– Кстати, о цене, – встрял Койон, на миг отвернувшись от дороги: он вполне доверял верному внедорожнику. – Не поднять ли цену губернатору Харькова, когда вернемся, например вдвое?
– Поднять, – сквозь зубы подтвердил Геральт. – Вот поправлюсь, вернемся, тогда и поговорим о новой цене. Думаю, война за линии завода между техниками уже поутихнет. Тут-то мы о себе и напомним.
– Да, вот еще что, – обратился к Геральту Ламберт. – Мы тут посовещались намедни… Думаю, тебе даже не придется менять имя и внешность. Весемир тоже не против.
– Это хорошо, – Геральт веселел на глазах. – А то я, знаешь ли, привык уже…
Пошарпанный внедорожник несся на восток, к границе Большого Киева. Далеко-далеко, в стороне от трасс, ведьмаков ждал закрытый городок Арзамас-16. Единственное место на Земле, где они осмеливались быть самими собой и где из-за этого не приходилось вспоминать о ценах.
Не приходилось. Совсем.
©
No Past
Ночь лилась на площадь, густая, словно патока. Сразу с нескольких сторон – «дынц-дынц-дынц!» – доносилась музыка.
Такое впечатление, что одинаковая. А возможно, и нет – Геральт не вслушивался в голоса модных нынче медоголосых певичек, кукольно раскрашенных и патологически безмозглых. Спасибо, что в такт попадают да не фальшивят: раньше и такие на сцене встречались. В раннем детстве вирг все уши оттоптал, не иначе.
Площадь была огромна – говорят, самая просторная в Большом Киеве. Говорят, даже не только в Киеве – Европа, мол, тоже по этой части отдыхает. Вполне возможно – Геральт не мог припомнить площадей, превышающих размерами эту.
Вообще-то здесь, в Харькове, ему нравилось. Особенно сейчас, летом. Нет той одуряющей жары, которая свойственна южным районам Большого Киева – Мариуполю, Каховке, Николаеву, Одессе. Ночь шепчет и обволакивает, хоть на палец наматывай. Если бы не иллюминация – мерцали бы звезды, а так их почти не видно. Большинству киевлян они казались редкими и тусклыми искорками в небе, но Геральт видел звезды лучше остальных живых, причем не только глазами.