Ведьмин Кут

Ведьмин Кут встретил его тишиной. Лишь только Алёшка шагнул на поляну, как тут же смолкли все звуки, словно резко выключили телевизор, и наступила полная тишина. Ни шелеста травы, ни дуновения ветерка, ни стрёкота цикад – один лишь месяц глядел с неба на мутную заводь, в которой отражались пробивающиеся на небе звёзды. Да и месяц сам приосанился. Поднабрал, видимо, силы после того, как Никаноровна его подоила. Это если верить деду. Может, и не было тут никакой Никаноровны, и вообще, выдумал дед все эти байки. Ладно, надо ларец отдавать, да домой поворачивать.

– Интересно, и почему сюда деревенские не ходят? – подумал Алёшка, – Говорят, что тут ведьмы пляшут. Место, конечно, странное, все звуки тут исчезают, но наверняка этому есть объяснение. Может быть, здесь какое-то сильное геомагнитное поле или аномальная зона, или ещё что-нибудь эдакое? А старики всё верят в байки про ведьм, эх-х.

И только, было, он подошёл поближе к берегу, и, набрав полную грудь воздуха, крикнул, что есть духу: «Купалка-а-а-а!», как сзади раздалось громкое ойканье, хрустнула ветка, и послышался глухой удар, словно кто-то шлёпнулся с дерева наземь. Алёшка шустро развернулся, испуганно прижимая к груди ларчик, и увидел, что в кустах что-то копошится, ворча и кряхтя. Он затаился, не зная, что ему делать, а из кустов тем временем показалась вдруг девушка. Она встала напротив Алёшки, отряхивая своё платье от прилипших к нему веточек и земли, а затем поглядела на мальчика и с укором сказала:

– Ну, и чего ты вопишь, как оглашенный?

Алёшка, хлопая ресницами, смотрел на девушку, ничего не отвечая, и лишь крепче прижимал к себе подарок Трясинника его дочке Купалке.

Глава 10

Алёшка уставился на незнакомку, не зная, что ему ожидать на этот раз, уж очень богатым на сюрпризы получился нынешний вечер. А та вкрадчиво пропела:

– Ты чего в лесу шумишь?

– Мне Купалка нужна, дочка Трясинника, – неуверенно ответил он, изучая деву.

Длинное тёмное платье облегало её стройную невысокую фигуру почти до пят, босые лодыжки украшены были браслетами, сплетёнными, как показалось Алёшке из обычной травы, а вот волосы её странно контрастировали с юным свежим личиком, они были совершенно седыми и серебрились в свете луны.

– Так это я и буду, – улыбнулась девица.

Алёшка недоверчиво глянул на неё:

– Ты?… А чего ты на дереве делаешь? Ты же в воде жить должна.

– Кому это я должна, интересно? – ухмыльнулась девица, уперев ручку в бочок.

– Ну, а как же, – начал, было, Алёшка, – Ведь ты, получается, русалка, а русалки они с хвостом, и живут в воде. А у тебя вон ноги!

– Пф-ф-ф, – дева презрительно хмыкнула, – Ты хоть грамоте-то обучен?

– Обучен, – не понимая, к чему клонит незнакомка, пожал плечами Алёшка.

– Только я ещё учусь и сейчас каникулы вообще-то в школе, – уточнил он, спохватившись.

– Пушкина-то знаешь?

– Ну, ещё бы, – даже обиделся Алёшка, – Что я, совсем, что ли отсталый?

– Да кто тебя разберёт, – сверкнула зубками девица, – А ежели читал, так знать должен про русалку-то.

– Это та, что на ветвях сидит?

– Она самая.

– Ну?

– Баранки гну, как же она, по-твоему, на дерево взобралась, ежели у неё хвост? – скосила на него глаз незнакомка, и Алёшка заметил, что глаза у неё сиреневого цвета, как фиалки.

Это было очень красиво, и так и хотелось смотреть в эти глаза, не отводя взгляда.

– Н-не знаю, – смутился Алёшка, – Это же сказка.

– А пословицу знаешь – сказка ложь да в ней намёк? В сказках-то порой правды поболе будет, чем в жизни.

– А чего ты всё умничаешь? – рассердился Алёшка, – Объяснила бы по-доброму, а то стоит тут, воображает из себя.

Девица вздохнула и закатила глаза к небу:

– С хвостами – это загранишны русалки, те, что в морях живут. А мы с ногами, как обычные люди, что ты, право, как вовсе дикий.

– Сама ты дикая, – обиделся Алёшка.

– С хвостом-то у нас батька только, – не замечая колкости, продолжила дева.

– Что за батька?

– Знамо дело – Водяной.

Смутное подозрение шевельнулось в душе Алёшки.

– А Трясинник-то сказал, что ты это, – он смутился, – Ну, беременная в общем. А ты что-то не похожа. Вон, какая худая.

– А ты где не надо, так шибко прыткий, – отрезала та, и, поведя плечом, ответила уже спокойнее, – Родила я надысь. Так что там у тебя? Что отец мне передал? Давай скорее, мне домой надобно, к дитю.

Но Алёшка стоял, не шевелясь, и по его виду было понятно, что отдавать ларец он не собирается.

– И как же мне убедиться, что это она? – крутилось у него в голове, – И Трясинник ничего не сказал, как отличить его дочку от других. Откуда вот мне знать, что это и есть Купалка?

Он нахмурил лоб.

– Но с другой стороны, если даже это не она, то что страшного произойдёт, если он отдаст ларец не той, кому он полагался? Трясинник до него в деревне не доберётся, чтобы наказать, да и нет его, Алёшкиной, вины, ежели он ошибётся – объяснять надо было толком.

– Нет, всё равно, непорядочно так поступать, нехорошо, – с досадой отмёл он эти мысли, – Но как же мне узнать, кто передо мной?