Кайн резко отпрянул, зажав ладонью рот. В его глазах застыло удивление.
— Ты укусила меня, — пожаловался он. Сплюнул кровь. — Разве я так плохо целуюсь? Или ты, — мужчина усмехнулся, — настолько предана своему королю?
Летиции очень хотелось плюнуть Кайну в лицо — или хотя бы на землю, чтобы избавиться от отвратительного сладкого послевкусия во рту. Но она остерегалась его гнева. Он мог изменить свое решение в любой момент — она видела это по его глазам. Кайн был импульсивен, ему не нравилось, когда его отвергали, очень не нравилось. Он улыбался, но эта улыбка скрывала злость.
— Чтобы получать удовольствие от твоих ласк, — медленно произнесла Летиция, — мне кое-чего не хватает.
Кайн заинтересованно поглядел на нее.
— Чего же?
— Симпатии между нами. Любви, если хочешь.
— Не помню, чтобы это было обязательным условием, — задумчиво ответил Кайн. — Мужчины во все времена обходились без любви. Да и женщины в своем большинстве тоже. Значит, — он помедлил, — ты его любишь?
Несмотря на обстоятельства, госпожа ди Рейз покраснела до кончиков ушей. Благо, темнота помогла ей скрыть смущение.
— Я… я не знаю.
— Любовь подобна приливу, — сказал Кайн. — Она приходит и уходит. Ты думала об этом? Что будет, когда она уйдет? — Девушка молчала, стиснув губы. Вот уж незачем ему знать о таких вещах. — Как он называл тебя, Медейна? Как зовет тебя Ланн?
— Зачем тебе это? Я не скажу.
— Скажешь, — заверил ее Кайн. — Когда придет время, ты расскажешь мне все, о чем я пожелаю знать. Кресло Айте отлично развязывает язык даже самым скрытным и молчаливым. Посидев в нем несколько часов, они начинают болтать без умолку. — Мужчина встал, сложил руки рупором и крикнул в направлении темной рощи, в которой скрылась Сканла-Кай: — Лайя! Ты уснула там, что ли?
Спустя минуту или две ведьма звука вышла из-за деревьев, бросавших на землю причудливую сеть из теней. Сканла-Кай двигалась легко и грациозно, ее одежда покачивалась в такт ее движениям, и было видно, что она, в отличие от Кайна, никуда не торопится. Летиция безотчетно всмотрелась в темноту под капюшоном ведьмы, когда Сканла приблизилась к ним, но ничего не сумела разглядеть. Вопреки ожиданиям Летиции, под капюшоном даже не белела кожа.
— Все готово, — произнесла Сканла, не замечая интереса, проявленного к ее персоне. — Я пойду первой, как обычно, ты — последним.
Кайн кивнул, соглашаясь. Окриками и легкими толчками Сканла подняла остальных ведьм с земли и построила в ровную шеренгу. В одну руку она взяла конец веревки, связывавшей пленниц, вторую вскинула над головой и нарисовала в воздухе широкую арку. Потом Сканла-Кай указала прямо. Воздух наполнился нежным перезвоном, тихо зашелестел ветер, и вперед протянулся ровный переход со стенами и крышей из вещества, похожего на стекло. Это стекло казалось едва различимым, и, возможно, было нематериальным, но Сканла-Кай велела ведьмам следовать строго за ней, а Летиции запретила касаться стен, когда они шагнут внутрь, как будто у девушки, завернутой в сети из паучьей слюны, было для этого достаточно свободы.
— А если я ослушаюсь? — поинтересовалась Летиция.
— Тогда в коридоре образуется отверстие, — ответила Сканла. — Он исчезнет, и мне придется начинать все заново. А пока я буду заниматься построением нового перехода, Кайн займется тобой. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.
— Ну уж нет, — отозвался Кайн, поднимая Летицию на руки. — Эта девчонка злющая, как собака, и больно кусается. Я лучше выберу кого-то менее… претенциозного. Но я заставлю ее смотреть.
— Ты ублюдок, Кайн, — равнодушно произнесла Сканла.
А кем являешься ты, подумала Летиция, что позволяешь Кайну поступать так со своими сестрами? Позволяешь ему поступать так со мной? 'Теперь твой дом — Гильдия, — сказала ей седая Вираго, — а мы, алые ведьмы, твоя единственная родня'. У девушки заныло в груди. Вилл не набивалась ей в сестры, но в подобной ситуации она бы сделала все возможное, чтобы помочь своей подруге.
Кайн, замыкая шеренгу, вошел в коридор. Пейзаж по обеим сторонам перехода на время отвлек Летицию от мрачных мыслей — деревья превратились в две полосы с рваными краями, темное полотно неба вытянулось в прямую линию и исходило волнами мерцающего серебра. Все звуки — шаги, шелест одежды и пение ветра — стали неотличимы друг от друга, они слились в тихий, монотонный гул. Силуэты пленниц, раньше двигавшихся медленно, теперь стремительно удалялись. Они не столько шли, сколько исчезали и появлялись на новом месте на несколько ярдов впереди.