Ведьмина зима (ЛП)

Она должна была радоваться.

Все было кончено, и они победили.

Но Медведь посмотрел на нее, и на его лице не было гнева. Он смотрел на брата за ней.

— Прошу, — сказал он.

Прошу? Сжалиться? Освободить снова? Но Вася так не думала. Она не понимала.

Медведь посмотрел на умирающего священника в грязи, он едва замечал золотую веревку.

Торжество в голосе Морозко смешалось со странной нотой невольного понимания.

— Ты знаешь, что я не стану.

Медведь скривил губы. Не в улыбке.

— Я знаю, — сказал он. — Я должен был попробовать.

Золотая и синяя головы потемнели от дождя, смерть принесла бледность. Константин поднял руку, во тьме лилась кровь. Медведь сказал:

— Дай коснуться его, — Васе, и она отошла с ошеломлением, дала Медведю опуститься и поймать дрожащую руку священника. Он крепко сжал своими толстыми пальцами его, не замечая скованные запястья. — Ты — дурак, божий человек, — сказал он. — Ты не понимал.

Константин сказал шепотом с кровью:

— Не понимал чего?

— Что я верю, но по — своему, — сказал Медведь. Его губы дрогнули. — Я любил твои руки.

Рука художника с выразительными пальцами и жестокими ногтями обмякла, как мертвая птица, в хватке черта. Глаза Константина помутнели, смотрели на Медведя в смятении.

— Ты — черт, — сказал он, хватая воздух, кровь оставляла его тело. — Я не… разве ты не побежден?

— Побежден, божий человек.

Константин смотрел, но Вася не понимала, на что. Может, он видел лицо над ним, существо, что он любил и бранил, как любил и бранил себя.

Может, он видел только лес со звездами и дорогу без возврата.

Может, в конце его ожидало спокойствие.

Может, там была лишь тишина.

Медведь опустил голову Константина в грязь, волосы уже не были золотыми, а темными от крови и воды. Вася поняла, что прижимала ладонь ко рту. Злые не должны были горевать, сожалеть или видеть своего тихого Бога в вере других.

Медведь медленно отпустил руку священника и неспешно встал. Золотая веревка тянула его к земле, жутко сияла. Связанные руки Медведя сжали ладони зимнего короля.

— Брат, веди священника мягко, — сказал он. — Он теперь твой, а не мой, — он посмотрел на изломанное тело в грязи.

— Ни одного из нас, — сказал Морозко. Вася пыталась перекреститься, едва осознавая это.

Открытые глаза Константина были полны дождя, что выливался по вискам, как слезы.

— Ты победила, — Медведь поклонился Васе, махнул на поле мертвых. Его голос был холоднее, чем когда — либо у Морозко. — Надеюсь, тебя это радует.

Она молчала.

— Ты видела наш конец в тех молитвах, — сказал Медведь. Он кивнул на Сергея. — Брат, мы с тобой останемся в нашей бесконечной войне, даже когда станем пеплом и льдом, и мир изменится. Для чертей теперь нет надежды.

— Мы разделим этот мир, — сказала Вася. — В нем будет место для всех: людей, чертей и колоколов.

Медведь только тихо рассмеялся.

— Идем, близнец?

Морозко без слов протянул руку, поймал золотые путы на запястьях брата. Ледяной ветер поднялся, и они растаяли во тьме.

* * *

Вода стекала с волос Дмитрия, по его кровавой ведущей руке. Он пересек двор тяжелыми шагами, убирая мокрые волосы с глаз.

— Я рад, что ты не мертва, — сказал он Васе. — Двоюродная сестра.

Она едко сказала:

— И я.

Дмитрий заговорил с Васей и ее братом:

— Ведите княгиню Серпухова домой, — сказал он. — А потом… вернитесь. В тайне, ради Бога. Это не конец. Дальше будет хуже, чем несколько мертвецов.

Без лишних слов он оставил их, плюхая по двору, уже крича приказы.

— Что дальше? — спросила Вася у Саши.

— Татары, — сказал Саша. — Отведем Олю домой. Я хочу сухую одежду.

Часть пятая

24

Перемены

Как только Ольга оказалась в безопасности своего терема, Вася и Саша сменили грязную и мокрую одежду на сухую и поспешили к великому князю. Вася накинула меховой плащ, что ей дали в Полуночи, на плечи. Дождь прогнал жару, и во влажной тьме было прохладно.

Их тихо провели во дворец, и они тихо собрались в маленькой прихожей Дмитрия. Ветер ревел в широко открытых окнах. Слуг не было, только стол с кувшином и четырьмя кружками, хлебом, вяленой рыбой и маринованными грибами. Еда была простой, ради Сергея. Старый монах ждал их с Дмитрием. Он медленно пил медовуху и выглядел очень утомленно.

Дмитрий выделялся, дикий и беспокойный, среди лоз, цветов и святых, нарисованных святых на его стенах.

— Садитесь, оба, — сказал он, когда Саша и Вася появились. — Завтра я посоветуюсь с боярами, но сначала хочу решить сам.

Разлили по кружкам медовуху, и Вася, съевшая несколько безвкусных кусочков у реки, теперь уверенно поглощала хлеб и масляную рыбу, слушая при этом.

— Стоило понять, — начал Дмитрий, — что желтоволосый обманщик не просто пришел в Москву изгонять нежить. Мы думали, это была божественная сила, а все это время он был заодно с дьяволом.

Вася хотела бы, чтобы Дмитрий не говорил об этом. Она видела лицо Константина, каким оно было под дождем.

— Хорошо, что мы избавились от него, — продолжал Дмитрий.

Сергей сказал:

— Вы созвали нас, таких уставших, не поглумиться.