Ведьмина звезда, кн. 2: Дракон Памяти

В какой-то миг он вдруг остался совсем один перед грудой лежащих тел; среди неподвижных кто-то шевелился и стонал. Тяжело дыша и бессознательно разрывая уже рваную рубаху на груди, Хагир огляделся, выискивая нового противника: без движения он сейчас не мог жить. Его обезумевшие глаза едва отличали своих от чужих; он мельком заметил стяг Бергвида на высоком древке, кипящую свалку возле него; мелькнула черноволосая голова Гримкеля, а возле него – чья-то знакомая спина с занесенной секирой – сплошной яростный порыв, гибель… Хриплый яростный крик на мгновение прорвался сквозь общий шум, и Хагир ощутил, что знает этого человека, что это важно, что ему нужно туда… Но тут рука с мечом сама собой взмыла, отражая чей-то выпад, Хагир отскочил, развернулся, перехватил меч и уже снова дрался, ни о чем не думая, словно схватка и была его естественным состоянием.

Битва кипела в долине, как в чудовищном котле, вереск под ногами был истоптан до земли и залит кровью. Железные волны то сшибались и скручивались в один чудовищный узел, то снова рассыпались осколками, мелкими схватками двух-трех человек. Туман давно растаял, солнце смотрело прямо в долину, слепило воспаленные глаза, и в этом солнечном свете над зрелищем сотен смертей было что-то дикое, невозможное. Казалось, злоба и смерть должны повиснуть над долиной черным облаком и заслонить солнце; но солнце смотрело, и ничего от этого не менялось.

Квитты потеснили врагов, битва теперь шла на месте ночного стана фьяллей, под ноги бьющимся попадали остатки затоптанных костров, котлы, обглоданные кости, заплечные мешки, бревна, хворост и лапник. От строя тех и других давно уже ничего не осталось, каждый выискивал себе противника сам. Где-то хёльд еще кричал, собирая к себе рассеянную дружину, чтобы снова ударить мощным общим кулаком, но многие его не слышали, отчаянно сражаясь за свою жизнь, и кроме этого других целей уже не существовало.

Хагир рубанул мечом по шее фьялля, тот упал на него; обжигающе горячая и липкая струя крови хлынула прямо на грудь Хагиру и задела лицо. Отскочив, он не сумел выдернуть меч вовремя и выпустил рукоять. Рядом мелькнуло невидимое движение, Хагир отскочил, но без меча руки казались непривычно легкими и пустыми, а сам он был как без рук. Скользнув взглядом по земле, он заметил рукоять и тускло блестящее железо секиры; дернув рукоять из мертвой руки, он мельком отметил в лежащем теле что-то знакомое. Хагир кинулся с секирой на фьялля, но чужая секира казалась неудобной и тяжелой, окровавленная рукоять скользила в ладони. Собственное дыхание вырывалось из груди с хрипом, но уши заложило, и он ничего не слышал. Фьялль отскочил, Хагир кинулся за ним, ноги цеплялись за что-то, а до убегающего врага было так далеко… И внезапно Хагир сообразил, что бежит по широкому пустому пространству, усеянному только мертвыми и ранеными. Где-то по сторонам еще виднелось людское движение, но стало заметно просторнее.

Фьялль бежал прочь, левая рука у него висела, как неживая, и весь рукав был темно-красным. Хагир остановился и опустил чужую секиру. Перед глазами встало только что виденное, и он вдруг сообразил, что взял оружие из мертвых рук Оддбьёрна Мухи. Стояла тишина, отдельные звуки вокруг заглушались шумом крови в ушах. Перед глазами плыли цветные пятна, голова кружилась. Хагир потерянно огляделся, не зная даже, где находится. Почему так тяжело идти? Он стоял на склоне одной из гор, а долина, где началась битва, осталась внизу и казалась ужасно далекой. Позади него истоптанный вереск усеивали темные тела. Они все выглядели одинаковыми и не были похожи ни на людей, ни на бревна, ни на камни – что-то нелепое, какой-то морок, что-то такое, чему нет названия… А Хагиру все мерещились летящие в замахе руки, напряженные плечи, искаженные лица… Призраки метались по равнине, и он видел их яснее, чем вереск и лежащие тела.

Ему было тяжело и неловко. Выпустив ненужную секиру, Хагир поглядел на себя, будто хотел понять, что же он собой представляет. Руки и ноги казались чужими, он не узнавал собственную одежду – сплошь залитую кровью, заскорузлую, липкую. Распустившиеся волосы противно липли к шее и к щекам; с трудом подняв тяжелую непослушную руку, Хагир хотел убрать с лица пряди, но только измазал щеку свернувшейся кровью и пылью. Солнце смотрело с вершины небосвода. Был полдень. Но казалось, что это утро украли, потому что его не было. Хагир не помнил этого времени.