Сделав два шага вперед, Михаил Потапыч картинно сложил руки на животе и с глубоким укором, за которым Алексей разглядел плохо скрытое торжество, посмотрел в глаза «коварному соблазнителю своей невинной дочери».
– Не ожидал я, ваше сиятельство, что под кровом этого уважаемого дома могут твориться столь недостойные дела, – проговорил он чрезвычайно скорбно, как обычно говорят начинающие актеры, изображающие трагических героев. – Как же так, князь? Вы, дворянин, русский офицер, позволили себе воспользоваться неопытностью несмышленой девушки, почти что ребенка, невинного, чистого агнца! Да как же вы нам жить-то прикажете после такого позора?
– Послушайте, папенька, вы все не так…
Лиза собралась было объяснить, почему оказалась в комнате Тверского в столь неурочный час, но он вдруг так сильно сжал ее запястье, что она растерялась. Осторожно ссадив ее с колен, Алексей встал, торопливо закутал Лизу в свой халат и подошел к Безякину.
– Уважаемый Михаил Потапыч, – произнес он торжественным тоном, совсем не вязавшимся, по мнению Лизы, с комичностью ситуации, – я покорнейше прошу у вас руки вашей младшей дочери.
– О, нет! – в отчаянии выдохнула Лиза, схватившись руками за лицо. – Нет, это невозможно… Подождите, я сейчас вам все объясню…
Но ее уже никто не слушал. Да и до того ли было Михаилу Потапычу, добившемуся, наконец, исполнения своей заветной мечты?
Ветхая избушка знахарки Пелагеи пряталась от людских глаз в самой непролазной части леса. Место это выглядело таким зловещим, что суеверные крестьянки никогда не решались приходить сюда в одиночку. Зато под кровом ведуньи нередко находили прибежище всякие сомнительные людишки. Поэтому Пелагея, хоть и не держала ни хозяйства, ни огорода, а в лес наведывалась лишь за целебными травами, сроду не нуждалась в пропитании. Да и одета была получше, чем иные зажиточные мещаночки.
Разное болтали в народе про лесную отшельницу. Кое-кто уверял, что когда-то она была вовсе не знахаркой, а обычной дворовой девушкой, да якобы состояла в полюбовницах у одного местного барина, который перед своей кончиной выписал ей вольную. Но вместо того чтобы зажить в деревне да обзавестись законным муженьком, Пелагея предпочла грешную жизнь ведуньи. А может, ей было написано на роду наследовать покойной бабке, которая в свое время тоже лечила людей, снимала сглаз и порчу, а иногда и сама делала заговоры на порчу и присуху. В том, что последнее имело место, никто не сомневался: ведь неспроста же именно Пелагею выбрал барин для своих любовных утех, в то время как среди его крепостных имелись девицы и попригляднее.
На другое утро после происшествия в княжеском имении Пелагея поднялась рано – вещее сердце подсказывало, что знатных гостей нужно ждать спозаранку. И точно, не успела знахарка затопить печь, как на едва протоптанной тропинке, ведущей от заболоченной поляны к ее избушке, показался человек. И, хотя был он с головы до ног закутан в темный охотничий плащ, Пелагея узнала его сразу.
– Чтой-то ты, барин, в такую несусветную рань по лесам да по болотам шатаешься? – спросила она с кривой усмешкой. – Аль не слыхал поговорку: «Не ходи при болоте, черт уши обколотит?»
– Да отвяжись ты, ведьма, со своими дурацкими присказками! – досадливо отмахнулся тот, вступая на крыльцо и брезгливо отряхивая плащ. – До того ли мне сейчас, чтобы нечистого бояться? Я и сам нынче… как черт, только что без рогов.
– Ну, за рогами-то дело, поди, не станет!
Мужчина смерил знахарку предостерегающим взглядом.
– Поговори мне еще, так я тебя… Ладно, Пелагея, хватит болтать попусту. Ступай-ка ты лучше в дом да собери чего-нибудь на стол. Ух, ну и голоден же я, ей-богу, как твой черт.
– Не поминай нечистого всуе! – остерегла ведунья.
Часом спустя отдохнувший гость пересел поближе к Пелагее.
– Ну-ка, ведьма, погадай мне, – попросил он. – Что-то давненько ты для меня картишки не раскидывала.
Пелагея пытливо прищурилась.
– Да ты и без гаданий уже, поди, наворотил делов, – многозначительно заметила она. – Кто ловцовскую барышню чуть до помутнения рассудка не довел? Не ты ли?
– Все-то ты, старая чертовка, знаешь, – мужчина самодовольно усмехнулся. – Да уж, задал я им переполоху. Будут помнить.
– Ты бы лучше, не будь дурак, затаился до времени, – посоветовала знахарка. – Зря врагов своих заранее пугаешь. Теперь станут осторожничать.
– Ничего, – отмахнулся гость, – колдовство колдовством, а проучить мерзавку лишний раз не помешает.
– А из ружья зачем палил?
– И это ей известно! Что ж, признаю: погорячился маленько. Видит Бог, и в мыслях не имел стрелять по ним, но, как увидел, что он ее обнимает, не удержался.
– Не удержался! – укоризненно повторила Пелагея. – Тот-то и беда, что больно ты горяч. На кого ворожить-то будем? На тебя?
Мужчина ненадолго задумался.
– Нет. На себя сегодня не хочу. Давай-ка лучше на нашу драгоценную Лизавету Михайловну.
– Как прикажешь. На-ка вот, подсними.