— Эх, Ведянка, — вздохнул дядька Силай. — Тебе-то сейчас принесу, ты у нас на особом счету. Источник ведь, кормить тебя надо получше и почаще. Во избежание, — он поднял палец вверх и исчез на мгновение.
— Принимай! — и печка заполнилась горшочками да мисками с чашками.
— Куда ж столько, дядька Симеон, — ахнула я, но поскорее схватила все, что могла и потащила на стол.
— Еще и мало будет. Знаю я вас, адептов. А тебя, Ведянка, в особенности.
— Чай, и не одна кушать-то будешь, — проворчал он напоследок.
— И про пироги, про пироги-то не забудь, дядька Силай, — прокричала я ему вслед.
Прав он, чего уж там. Не одна буду. Сейчас вон и Рыська появится, да и Лаврика что-то давно не видно.
К пирогам точно прибежит. У него на пироги точно нюх.
Перенесла все на стол, поставила и крикнула, теперь уж Рыську. Одной как-то вот совсем не весело стало. Еды много, а едоков — одна я.
— Рыська, ты где? Еда! Дядька Силай много прислал, — добавила я.
— Мур-ау-у, много-о? — фамильяр довольно заурчал и над лавков показались сначала янтарные глаза, а потом и сам он.
Да он дрых тут, как пить дать! До сих пор, видно, от празднования не отошел.
— Всем хватит, садись, — скомандовала я. — Только вон тот горшочек не трогай и эту вот мисочку. Вот чую, скоро и Лаврик прибежит.
И что вы думаете?
Посмотрела в окошко, а там бежит он, Лаврик. Во весь дух несется. Ну, конечно. Какой же ужин без него-то?
Улыбнулась я да пошла к дверям.
— Ведянка! — раздался стук, и дверь распахнулась, едва я успела в сторонку отойти.
— Ведян, меня тут оставили, в Академии! — парнишка счастливо улыбался, глаза серые сияли, уши локаторами розовели.
— Всех младшекурсников отправили по домам, а меня нет! Я так боялся, уже и сумку с книгами собрал, пошел в зал. А ректор-то и говорит — ты, Лаврик, в Академии остаешься.
— Представляешь? — он вытер мокрый лоб и выдохнул.
— Ойй… Рыська здесь. А вы уже ужинаете? — парнишка взглянул на меня.
— Собираемся. Тебя только ждали, — улыбнулась я. — Иди вон, руки мой и к столу.
Скоро все горшочки и мисочки опустели. Я, довольная, откинулась на лавке. Лаврик сиял и поглаживал тихо урчащего Рыську.
Ну, вот сейчас я его и спрошу. Давно ведь собиралась, а все не досуг было.
— Лаврик, а чего ж тебя оставили-то? Всех, говоришь, отправили по домам.
Парнишка поскучнел, вздохнул и неожиданно сказал:
— Оставили. Потому что, ну, там не мой дом. Дядька…он неплохой, только боится. Меня боится. Да и… — Лаврик понурился, — не дядька он мне. Не родной.
— Сирота я, понятно? — парнишка нахмурился и сжал кулаки.
Сирота…Сирота он… Прямо как я.
Вот язык-то мой враг мой. И зачем, зачем в душу к нему полезла только. Все-то мне знать надо.
Я вздохнула:
— Ладно, Лаврик. Прости уж меня. Да только и я сирота-то.
Парнишка шмыгнул носом:
— Вон что… И не помнишь родителей?
Я развела руками:
— Нет. Бабуля меня воспитывала. А мама… про маму и отца она мне ничего не говорила.
Лаврик вздохнул:
— А я … а меня магистр Симеон нашел, совсем маленького. Я вот тут, рядом с домиком твоим лежал. Они мне потом рассказали. Сначала думали, что делать со мной. Потом нашли одного бездетного, он тут раньше по хозяйству помогал. И меня к нему. До семи лет там жил.
Парнишка нахмурился:
— А как семь мне исполнилось, так уже сюда. Понимаешь, там мне плохо совсем стало. Вот как думаешь, сколько мне лет?
Я посмотрела задумчиво, как бы не обидеть-то. По виду лет пятнадцать, не больше. А так… всякое бывает.
— Сколько, Лаврик?
— Семнадцать скоро, — вздохнул парнишка, а я вздрогнула. Семнадцать!
— Вот, и ты не веришь. Это я так выгляжу. Потом только магистр Симеон с ректором-то поняли, что мне тут, в Академии место самое. У дядьки того я ж чуть не помер. До семи — то лет ничего, а потом вот стал слабеть и это, развитие хуже пошло, вот.
— Магистр меня навещал, а последний раз как увидел, то чуть того дядьку не побил, — с удовольствием сказал Лаврик.
— Да не за что было. Он и сам перепугался, сказал, что собирался в Академию бежать, просить, чтоб забрали меня. Боялся и меня, и что вот как помру, его виноватить станут.
Вот оно что…Выходит, тут, в Академии, для него самое место-то. А читала я про такое. В бабулиных книжках и читала. Там про подпитку было, ауры-то. В одних местах аура слабеет, в других — только силу набирает.
Особенно у магов-то.
Так он маг, что ли? Я прищурилась. Вроде не видно источника. Или как у меня-то было? Источник хотел проявится, да бабуля его чайком с мелиссой и чабрецом останавливала.
Может, и тот дядька Лаврика чем поил-то?
— Погоди-ка, — я посмотрела на парнишку, который даже повеселел опять. Вот так бывает, ага. Думаешь про себя всякое, страдаешь. А как расскажешь кому, так и полегчает. Сама знаю.
— А чего он тебя боялся-то, дядька тот?
Лаврик вздохнул:
— А по ночам я вставал, и не помнил ничего. Он потом мне сказал, что я будто с кем говорил и синий свет из меня шел. Вот и испугался. Скоро меня и забрали сюда.
Я покачала головой. Синий свет, надо же.
— Может, ты маг какой? — сказала я.